Но сбыться этому было не суждено. На завтра случились события, которые переполошили все полицейскую касту - и не только их. На «Центр Проникновения» было совершено нападение - и Верисиса бросили на расследование этого происшествия.
Пропал инженер группы прорыва. Как это произошло - никто толком не мог объяснить. Хотя киборги зафиксировали присутствие постороннего, но как-то... неуверенно. Скрины их памяти давали какой-то размазанный образ. Существо, похожее на человека, стремительно перемещалось по главному зданию «Центра Прорыва». Настолько быстро, что даже реакции киборгов не хватало, чтобы адекватно отреагировать и задержать нарушителя. Люди же вообще ничего не заметили. Система охраны тоже зафиксировала вторжение, но анализ ее записей приводил к парадоксальному выводу: существо либо было бестелесным, либо двигалось, нарушая все законы физики... Один даже рассказал, что видел глаз, который смотрел на него из-за вентиляционной решетки. Именно - один глаз!.. Глупость несусветная... Его потом проверили на галюцегены.
Разбирая все это, Верисис ни как не мог отделаться от ощущения, что во всем этом присутствует налет чего-то нереального. Участники группы шептались про мистику и волшебство - чего Верисис принять не мог!.. Он был натурой исключительно рациональной и не верил ни во что сверхъестественное. А тут - прямо фонило... чем-то таким... Но такого не могло быть, потому что быть не могло!..
Глава
25
Император и Президент договорились. На третьей встрече, уже личной, были подписаны рамочные договора. С обеих сторон, к этой тайне допустили строго ограниченное число чиновников, которые с момента допуска начинали прорабатывать уже конкретные договора. Их, конечно, подбирали специально, но блоки все равно ставили. Причем, очень жесткие.
Что любопытно, но шарашки удалось создать сравнительно легко. На предложение, поработать в закрытом научном городке над новыми научными программами, откликнулось довольно много ученых и специалистов. Даже открытое именование этих коллективов “шарашками” особенно никого не напугало. Широковещательно набор в эти группы не проводился. Нужную информацию, просто, подбросили некоторым из списка тех, кого хотели бы видеть в составе набранных. А дальше - сработало сарафанное радио и как бы не быстрее, чем при стандартном наборе. Каждый делился этим знанием с тем, кого считал достойным. И в плане опыта, и в плане морали. Так что - возник даже определенный конкурс. Под личиной «Сущности» Кирилл помог отобрать наиболее подготовленных, максимально неконфликтных и без гнили, стремившихся не только заработать, но и при этом принести пользу обществу.
Когда к Петру Георгиевичу пришли и предложили возродить деятельность его лаборатории, он понял, что все-таки дождался времени, о котором мечтал. Наконец-то, стране понадобились настоящие ученые!.. И не важно, что лабораторию придется восстанавливать, где-то у черта на куличках. Это - не главное. Главное то, что о нем и его работе, наконец-то, вспомнили. Сказали, что он может пригласить в лабораторию людей, по своему усмотрению. И если они согласятся и пройдут проверку, то никаких препятствий им никто чинить не станет. Даже по национальному признаку. Петр Георгиевич понял, что это намек на Ефима Гузмана. Отличный ученый-теоретик. Физик-математик - “от Бога”. Но, так как при Советском Союзе его теории иногда конфликтовали с генеральной линией в науке, то он часто подвергался нападкам со стороны ортодоксов от этой самой науки.
Так что, сразу после окончания разговора, Петр Георгиевич ему позвонил и напросился в гости. К себе не приглашал. Двухкомнатная квартира, где он жил и которую получил еще в начале восьмидесятых, сейчас больше напоминала общежитие. Тогда ему выделили ее как молодому талантливому ученому. За три года, после окончания ВУЗ-а, сделать и кандидатскую, и докторскую - тянуло на запись в книге Гинеса. А сейчас, он в ней жил с женой, сыном с невесткой и двумя внуками. Знакомые говорили, что это - еще не самый худший вариант, но гостей приглашать можно было - только на кухню. И то - не всегда. Когда в доме находились оба внука - ни о каком спокойном разговоре не могло быть и речи. Дед для них был и справочной по всем возникающим вопросам, и арбитром в нескончаемых спорах, и участником некоторых их игр. К тому же - энергия из них просто фонтанировала. В общем -сумасшедший дом во время наводнения. Так что серьезный разговор лучше было проводить на чужой территории. Тем более, Гузман жил один. Жена с дочкой и ее мужем в девяностых уехали сначала в земли обетованные, а потом - в Канаду. Сам же Гузман, по мировоззрению, был более русским, чем даже некоторые коренные россияне.