Гейл вздыхает, трет руки о штаны – чтобы просто отвлечься. Какой теперь смысл?
Он сказал ей «прощай».
– Привет.
Гейл встает на звук голоса: Пит Мелларк подходит к нему, прихрамывая, – годы прошли, но протез остался на месте.
«Он изменился, – решает Гейл, – не столько внешне, скорее что-то в его глазах».
– Неожиданно… – констатирует Пит.
На нем белый халат, как у врача, волосы аккуратно подстрижены и зачесаны на бок, а ботинки начищены до блеска. Гейл скользит по бывшему сопернику взглядом – старается найти малейший намек на то, что Мелларк по-прежнему опасен для Китнисс.
– Привет, – наконец, произносит он. – Поговорим?
Пит размышляет около минуты и только после этого кивает:
– Хорошо, пойдем в мой кабинет.
Медсестра провожает их безразличным взглядом, и оба парня скрываются за белыми дверьми.
Комната светлая – бежевые стены, большое окно, кругом картины, созданные явно детскими руками, и большое цветущее дерево в углу. Диван и кресло, стол посредине, широкий шкаф.
– Уютно, – стараясь быть любезным, комментирует Гейл.
– Спасибо, – Пит сух. – Так зачем ты пришел?
Они не спускают друг с друга глаз – странно встретиться вот так, спустя три года.
– Ты теперь людей лечишь? – гость тянет.
– Провожу занятия с детьми, – объясняет он, – это из психологии: способ выразить свои страхи через рисунок.
– И побороть? – подсказывает Гейл.
Пит кивает:
– И побороть.
– У тебя получилось?
Пит все больше настораживается.
– Гейл, зачем ты здесь?
Гость поджимает губы, как перед прыжком в воду: он проделал долгий путь, чтобы встретиться с Мелларком – причем в своей душе Гейл прошел километров куда больше, чем по земле. Отдать Китнисс ему?
– Возвращайся.
Блондин клонит голову на бок, прищуривается.
– С чего бы мне? – отвечает он вопросом на вопрос.
Он, видно, старается не показать этого, но что-то незримо меняется. Гейл подмечает, как резкость исчезает с лица Пита.
– Это твой дом, – ему непросто подобрать слова. Да и как вообще можно объяснить Мелларку, что он явился просить его… быть с той, которую хочет он сам? – Помнишь, Двенадцатый, откуда мы все родом? Ты, я и…
– Китнисс, – заканчивает вместо него Пит.
Его дыхание чуть сбивается, выдавая волнение, но парень напускает на себя невозмутимый вид.
– Моего дома там больше нет, я проверял.
Они оба замолкают, каждый думает о своем. Пит вспоминает тот единственный раз, когда после Революции решился увидеться с Китнисс и попытаться – пусть только попробовать! – поговорить с ней. Он не успел: Китнисс сидела на крыльце своего дома, укутанная в одеяло и объятия Хоторна. Они были так близко друг к другу, о чем-то шептались, и, Пит почти уверен, губы охотника касались ее губ…
– Ты нужен ей, – выпаливает Гейл.
Губы Пита искривляются в усмешке.
– Неужели? Всего-то сколько там лет прошло? – Он морщится. – Нет, спасибо, – злится Пит.
Отчего-то Гейл считал, что Мелларк только и ждал возможности оказаться рядом с Китнисс, поэтому не сразу справляется с собой – удивление на мгновение лишает его дара речи. План Гейла не предусматривал уговоров, так что приходится идти в воду, не прощупав дно.
– Я сломал ее, – признается Гейл. – И только ты сможешь починить, – потупив взгляд, добавляет он.
Пит вскидывает голову, в голубых глазах горит интерес – бывший пекарь не так безразличен, каким хочет казаться. И Гейл признается ему, во всем и сразу; он никогда не говорил об этом вслух, старался даже и не думать о таком, а теперь боль вырывается наружу:
– Я хотел быть с ней с самого начала, и это казалось таким… неизменным? У нее кроме меня никого не было, она доверяла мне все свои тайны, а я был уверен, что она когда-нибудь передумает насчет семьи и тогда… А вместо этого появился ты! И все пошло прахом. Я не понимаю вашей связи, но не могу ее отрицать. Китнисс металась и все выбирала, хотя… Может, я просто слепой? Игры изменили ее: после них она вернулась совсем другой. И эти ее кошмары: за столько лет я так и не понял, отчего она, временами, истошно кричит по ночам. А еще… Прим… – Гейл замолкает, словно ему не хватает воздуха. – После смерти Прим… Наверное именно тогда я потерял Китнисс навсегда, именно в тот день. Знаешь, – он оборачивается к Питу, – а ведь она ни разу не произнесла этого: не обвинила меня по-настоящему. Только в ее глазах погас свет, когда она смотрела на меня. Я спалил ее, сломал, понимаешь? Я все это время старался быть тем, кто сумеет ее спасти, но… Похоже, я умею только разрушать, по крайней мере все, что касается Китнисс…
Пит медленно отводит взгляд, разглядывает ковер под ногами. Сглатывает и пытается сдержать волнение. «Не думать о ней, не думать…»
– С чего ты решил, что я… справлюсь? – едва слышно спрашивает он.
Гейл выдерживает паузу – говорить искренне с тем, кто был тебе врагом, трудновато.
– У меня просто нет других идей. Китнисс не должна быть одна, она сильная, но и ей нужна защита, плечо, на которое можно опереться. И это не я.
Пит смотрит исподлобья.
– Вы все это время жили вместе? – спрашивает он. – А сейчас вспомнили про меня?
Гейл раздражается.
– Не думай, что мне легко было прийти сюда и сказать тебе все это! Да только Китнисс и так ждала тебя слишком долго, чтобы прошла еще половина жизни, прежде, чем ты сам решишься сунуть нос в Двенадцатый!
– А я там был, между прочим! – вскипает Пит. – Я собственными глазами любовался на то, как ты целовал ее! А теперь спихиваешь мне, как использованный товар?!
Тело Гейла реагирует быстрее, чем разум: он замахивается и бьет Пита прямо в челюсть. От неожиданности Мелларк отшатывается, но почти сразу приходит в себя.
– Ах ты!
Он бросается на обидчика и, прицелившись, ударяет его в живот. Гейл резко выпускает изо рта воздух и тоже переходит в нападение. Они колотят друг друга с яростью и наслаждением, в хлестких ударах выпуская наружу скопившиеся злость и сомнения! Сцепившись, как бойцовские собаки, они качаются по комнате, сбивая мебель, а потом внезапно врезаются в стену – картина, подвешенная на гвоздь, раскачивается и устремляется вниз. Звук разбивающегося стекла приводит вояк в чувство.
У Гейла рассечена губа, а у Пита подбита бровь. Дыхание и у того, и у другого шумное, а одежда скомкана.
– Полегчало? – передохнув, спрашивает Гейл.
– Немного, – отзывается Пит, прикасаясь к крови, выступившей из ранки.
– Я уезжаю в Девятый, – Гейл поднимается на ноги, облизывает губы.
– Скатертью дорога, – бурчит Пит, поправляя халат. – Мог бы и просто отправить телеграмму.
***
***
***
Двенадцатый
Китнисс не спится, она ворочается с боку на бок, прижимает к груди одеяло, но все без толку. То и дело ее взгляд возвращается к подушке, которая лежит рядом: ровная, нетронутая. Раньше на ней спал Гейл…
Китнисс тоскует по нему, даже сильнее, чем могла представить. Часть ее жизни – важная и нужная – ушла, прикрыв за собой дверь. Гейл разрубил узел, который сплели их жизни, и оставил ее одну…
Она садится на постели, проводит рукой по спутанным волосам и натыкается взглядом в приоткрытое окно, в котором сверкает глубокое небо. Прохладно. Китнисс подходит к нему, дергает ставню, почти уже закрыв ее, но замирает и делает глубокий вдох. Воздух чистый и свежий, чуть морозный – такой бывает только в те дни, когда зима постепенно, крохотными шажками вступает в свои права.
На светлом одеяле снега чернеют чужие следы.
Китнисс смотрит на них и не двигается, потом качает головой, отмахиваясь, и все-таки щелкает замком, оставляя ночь за окном. Она снова ложится под одеяло, но даже не пытается уснуть – пялится в потолок. А потом резко вскакивает и, сунув ноги в тапочки, бросается вниз по лестнице. Ее сердце стучит как ненормальное, когда она распахивает входную дверь, готовая увидеть его.