Странно наблюдать, как мир вокруг тебя увядает. Я всегда придавала большое значение науке. Даже то, что невозможно познать, как сила бога, например, или действия жестокой несправедливой судьбы — имеют определенную грань, закономерность, которую я могу разглядеть.
Я узнала все об этой болезни. Я узнала, как она отнимает дыхание у легких и кровь у вен, как она превращает кожу в слои мелкой пыли, пока не остается ничего, кроме гниющих мышц. Но всегда оставалось что-то еще, что-то, чего я никогда не могла понять. По крайней мере не до конца.
Так много всего пережито в этом промежутке — пробеле между тем, что я знала, и тем, чего я не знала. Так много людей погибало. Независимо от того, сколько лекарств я приготовила или опробовала. У пробела были зубы, как у вампиров за морем. Зубы достаточно острые, чтобы съесть нас всех живьем.
Прошло пять лет, десять, пятнадцать. Все больше людей заболевало.
В конце концов болезнь настигла нас всех.
Глава
2
Я всегда содержала свое рабочее место в чистоте, но в тот вечер я позаботилась о том, чтобы сделать его еще более аккуратным. Под слабеющим светом заката, который окрасил мой стол в кроваво-розовый цвет, я тщательно сортировала свои записи и инструменты. Когда я закончила, все было на своих местах. Даже незнакомый человек мог бы сесть за мой стол и продолжить работу. Я решила, что это практично, на случай, если я не вернусь. Я была расходным материалом, а работа — нет.
Я окинула проделанную работу оценивающим взглядом, а затем вышла в оранжерею. Это было не очень красивое место, полное не красочных цветов, а колючих листьев и лиан, засунутых в стеклянные банки. В последние дни здесь мало что хотело расти. Лишь один маленький кусочек красоты поблескивал в задней части, за дверью, ведущей на поля. Когда-то, когда я была совсем маленькой, эти поля были полны урожая. Теперь же только на одном клочке земли цвел куст роз с черными цветами, растущими на изумрудных листьях, каждый лепесток которых был очерчен красным цветом.
Я аккуратно срезала один цветок, с особой тщательностью уложила его в сумку, затем вышла во двор.
Мина сидела под солнцем. Было тепло, но она все равно держала одеяло на коленях. Она повернулась ко мне и прищурилась из-за уходящего солнца, глядя на мою сумку.
— Куда идешь?
— По делам, — сказала я.
Она нахмурилась. Она видела ложь насквозь.
Я остановилась рядом с ней на мгновение, наблюдая за темнотой под ее тонкими ногтями, за тяжестью ее дыхания. Но больше всего я обратила внимание на тонкий слой пыли телесного цвета, осевший на стуле и ее одеяле. Сама кожа будто покидала ее, когда смерть подкрадывалась все ближе.
Я положила руку на плечо сестры и на мгновение задумалась о том, чтобы сказать ей, что люблю ее.
Конечно, я не сказала этого.
Если бы я это сделала, она бы знала, куда я иду, и попыталась бы меня остановить. Кроме того, слова были бесполезны по сравнению с тем, что я собиралась сделать. Я могла показать свою любовь в медицине, математике и науке. Я не могла показать это в объятиях, да и что хорошего в этом было бы?
Кроме того, если бы я обняла ее, возможно, я не смогла бы ее отпустить.
— Лилит… — начала она.
— Я скоро вернусь, — сказала я.
К ТОМУ ВРЕМЕНИ, как я подошла к дверям, я запыхалась и вспотела. Я остановилась на пороге, чтобы собраться с мыслями. Я не хотела, чтобы тот, кто встретит меня, увидел меня похожей на собаку. Оглянувшись через плечо, я спустилась по десяткам мраморных ступеней, которые только что преодолела, и посмотрела в лес. Отсюда не было видно моего города. Это была долгая, долгая прогулка.
В следующий раз нужно брать лошадь.
Я повернула шею к стоящему передо мной дому. Это была странная коллекция архитектурных элементов — летящие контрфорсы, арочные окна и мраморные колонны, все это было смешано в особняке, который должен был выглядеть нелепо, но вместо этого стоял с упрямым и пугающим безразличием.
Я глубоко вдохнула и выдохнула.
Затем я постучала и стала ждать.
И ждала.
Ничего.
Через несколько минут я постучала снова, но громче.
Подождала.
Ничего.
Я постучала в третий раз, в четвертый. А потом, наконец, я подумала про себя: «Что ж, это самая глупая вещь, которую я когда — либо делала», и попробовала открыть дверь.
Дверь, к моему счастью или несчастью, оказалась незапертой. Петли заскрипели так, словно эту дверь не открывали очень, очень долгое время. Мне пришлось прислониться к красному дереву, чтобы заставить дверь сдвинуться с места.