Открыв глаза, он видит пустой и притихший зал. Бездыханное тело медиума, распростертое на соломенном мате, напоминает остров посреди багрового моря. По дощатому полу разбросаны туфли, кроссовки, сандалии, шпильки… Кто-то трогает его за плечо. Мохан оборачивается.
— Эй, мистер, а вы здесь зачем? Не видели разве, что тут случилось? — рявкает полицейский с дубинкой.
И получает в ответ совершенно бессмысленный взгляд.
— Глухонемой, что ли? Вы кто? Как вас зовут?
Мохан открывает рот, однако язык отказывается ему повиноваться.
— Me… ме… меня зо…вууут…
— Да? Говорите! — торопит полицейский.
Мужчина хочет ответить: «Мохан Кумар», но имя никак не идет с языка. Невидимые пальцы впиваются в горло, перекрывают голосовые связки, выворачивают наизнанку еще не родившиеся звуки, наполняют рот чужими словами.
— Меня зовут Мохан… Мохандас Карамчанд Ганди, — слышит он как бы со стороны.
Полицейский грозно приподнимает свою дубинку.
— А с виду приличный человек. Нашли время для шуток. Повторяю вопрос. Как вас зовут?
— Я же сказал: Мохандас Карамчанд Ганди. — На этот раз голос Мохана звучит уверенно, спокойно, непринужденно.
— Еще издеваетесь? Если вы Махатма Ганди, тогда я — отец Гитлера, — ворчит полицейский; его дубинка описывает в воздухе дугу, и плечо Мохана Кумара взрывается болью.
Последнее, что он слышит, прежде чем вновь потерять сознание, — это вой полицейской сирены.
3. Актриса
26 марта
Нелегко быть богиней целлулоидного мира. Во-первых, нужно все время роскошно выглядеть. Ни тебе пукнуть, ни плюнуть, ни даже зевнуть. Иначе не успеешь оглянуться, как увидишь собственный широко разинутый рот на глянцевых обложках «Стардаст» или «Максим». Во-вторых, нельзя никуда пойти, чтобы следом не увязалась толпа фанатов. Но хуже всего то, что известную актрису в любое время могут ошарашить каверзными вопросами.
Взять для примера вчерашний случай в самолете. Настало время возвращаться из Лондона. Поднявшись на борт «Эйр Индия-777», я вошла в секцию первого класса (темно-зеленая куртка «Версаче» с иголочки, джинсы с поясом в модных заклепках и солнечные очки «Диор») и опустилась на свое место. 1А, как обычно. Сумочка из крокодиловой кожи марки «Луи Вуиттон» приземлилась на соседнем сиденье 1Б — тоже, как обычно, пустом. С того самого злосчастного дня, когда во время перелета из Дубаи пьяный попутчик пытался меня облапать, продюсеры заказывают и оплачивают непременно два места в первом классе: одно — для меня, второе — для моей безопасности. Скинув туфли «Маноло Бланик», я достала айпод, вставила наушники и расслабилась. Всегда затыкаю уши в самолетах — это лучший способ удержать на расстоянии надоедливых поклонников, а также алчных до автографов стюардесс и пилотов. Можно свободно разглядывать окружающих, при этом нет необходимости на них реагировать.
Короче говоря, я погрузилась в личную цифровую экосистему, как вдруг вошла стюардесса и привела за собой какую-то женщину с маленьким мальчиком.
— Простите за беспокойство, Шабнам-джи.[17] — Подобным тоном работники персонала обращаются к пассажиру, только если желают о чем-нибудь попросить — например, чтобы тот пересел на другое место. — Это мисс Дарувала, она хочет сказать вам что-то важное.
Я окинула мисс Дарувалу взглядом.
Типичная женщина-парс,[18] как их показывают в кино: высокая, пышная, румяная. Ядовито-розовое сари, отчетливый запах талька — сразу видно, летит эконом-классом, не выше.
— Шабнам-джи, о Шабнам-джи, эта встреча — такая честь для нас, — принялась она разливаться соловьем.
Я нацепила на лицо любезное, но слегка отстраненное выражение, означающее: дескать, так уж и быть, потерплю вас еще немного, только, пожалуйста, ближе к делу.
— Это мой сын Сохраб. — Женщина указала на мальчика в плохо скроенном синем костюме с бабочкой. — Он ваш самый большой поклонник. Сохраб видел все ваши фильмы до единого.
Я изогнула брови. Добрая половина картин, где я снималась, предназначены только для взрослых, так что либо мамаша врет, либо парень просто карлик.