Он говорил по-арабски, но читал с большим трудом, а паровоз считал одним из воплощений шайтана. В часы досуга Сары-хан долго расспрашивал меня о других странах и недоверчиво слушал мои рассказы, после которых стал считать Англию чуть ли не вымышленной страной, наподобие Лапуты. Меня же он утешал словами о том, что, когда туда придёт ислам, а это время не за горами, там всё встанет на свои места. Я не мог с ним не согласиться.
Надо сказать, что тогда, кроме моей прямой обязанности, а точнее сбора разведданных, я занимался тем, что писал короткие репортажи для «Таймс» и «Обсервер». Тут мне пришла в голову мысль сфотографировать Сары-хана для моего очерка. Он очень неохотно согласился и ещё больше насторожился, когда увидел мою камеру. Но я успокоил туземца и сделал неплохой снимок вождя на фоне бесконечного моря барханов».
Английский разведчик и не подозревал, какую роковую роль в судьбе Сары-хана сыграет обыкновенная фотография. Когда он показал ему снимок, хан, улыбнувшись, сказал: «Какое интересное зеркало».
— Это не зеркало, — довольно учтиво ответил англичанин.
Тогда Сары-хан подозвал к себе одного из нукеров и попросил его отойти к самой стене юрты и посмотреть, пропадёт ли «отражение».
— Нет, великий хан, отражение не пропадает. Ты здесь! — ответил исполнивший просьбу и ткнул пальцем в фотографию.
— А когда я ускачу в твою Англию или Мекку, — спросил не на шутку напуганный хан, — отражение пропадёт?
— Нет, оно теперь вечно, — ответил довольный произведённым эффектом сэр Генри Крег.
— Если я смотрю в воду и ухожу, — забормотал хан, — отражение исчезает, его уносит течение. Если передо мной зеркало и я ухожу, отражение пропадает, его уносит время. Но сейчас, куда бы я ни ушёл, отражение останется навсегда.
— Да, навсегда. И что самое удивительное, таких изображений можно напечатать бесконечное множество, — услышал хан за спиной.
В одну минуту он представил бескрайнюю равнину, выстланную его фотографиями, множество одинаковых лиц, где каждое являлось Сары-ханом и не принимало никакого другого! Чудовищная пустота ворвалась в его душу, и он ощутил великое Ничто. Солнце, плавающее над всем этим фотографическим ландшафтом, стало надуваться и разбухать, в какой-то момент оно превратилось в глаз неземного исполина. От этого видения у Сары-хана затряслось всё тело, он резко вскочил на ноги, крикнул:
— Ты прав, ишан! — и замертво рухнул на ковёр рядом с керосиновой лампой, в которую падали, резко подпрыгивая в воздухе, опалённые ночные мотыльки.
Дизель Дизеля
Это всего лишь небольшая полемическая заметка, порою с довольно амбициозными эпитетами, в которой автор (находящийся в некотором родстве с главным героем) попытался воскресить если и не сам дух того эпического времени, то, по крайней мере, несколькими штрихами набросать панораму давно ушедшей от нас эпохи экономического бума, грюндерства и империи. Благодаря точности формулировок, исконно присущей языку Гёте, можно с полной уверенностью утверждать, что данный перевод выполнен почти адекватно авторскому тексту. Если же кого-нибудь из педантов заинтересует первоисточник, то он может убедиться в правильности вышесказанного, обратившись к одиннадцатому номеру «Швейцарского иллюстрированного журнала» за 1935 год, где на странице 28 помещена статья доктора технических наук, преподавателя политехнического института города Базеля, политического эмигранта Ганса Дитриха Люббе.
«Скоро вся научная мировая общественность будет отмечать очередную годовщину со дня рождения выдающегося немецкого изобретателя, автора последней сенсации девятнадцатого века Рудольфа Дизеля. Масштабность сделанного изобретения, его научный резонанс и сила воздействия на технический прогресс вряд ли переоценимы, а между тем до сих пор нет полной всеобъемлющей биографии учёного. Один известный автор (чьё имя здесь мне не хочется упоминать), создавший ряд интереснейших монографий о жизни Планка, Максвелла, Пуанкаре и Эдисона, пессимистически заметил, ссылаясь на известный факт жизни учёного, что написание такой полной биографии вряд ли осуществимо, а некоторые молодые террористически настроенные «ювеналы» даже задают риторический вопрос: а был ли Авель?»
Мы со своей стороны категорически отвечали и отвечаем: «да».