Вечером, когда в ресторане «Флора» закончилось чествование, Рудольф Дизель сел в один экипаж вместе с меланхоличным толстяком, генеральным директором Аугсбургского завода Эрихом Ульмом.
— Ну как, Рудольф, вы довольны? — спросил тот, едва зацокали копыта.
— Я очень рад, — сдержанно ответил инженер. — Однако я прошу вас, милейший господин Ульм, не называть мотор моей фамилией, на это есть очень много причин, сообщать которые я не хотел бы.
— Хорошо, хорошо, мы подумаем, но, поверьте мне, мой дорогой, скромность не всегда украшает человека, к тому же вы немного переутомились и взволнованы. Отдохните, расслабьтесь, съездите на Оффенбаха, наконец.
— Да, да, господин Ульм, возможно, вы правы.
Однако проходило время, а дизель оставался дизелем (я, конечно, говорю о двигателе). В конце концов, инженер не вытерпел и ворвался в кабинет директора.
— Почему мотор называют моим именем? — с раздражением спросил он.
— Потому, что вы его изобрели, — примирительно ответил директор.
— Ну и что! Мало ли что я изобрёл! Я требую убрать своё имя! — стал повышать голос Дизель.
— Это невозможно, — категорически сказал Ульм.
— Да? Интересно, почему это невозможно?
— Потому, что уже заключены договоры с другими предприятиями, в том числе и с заграничными, а в графе «наименование товара» стоит — дизель.
— Где? Где эти договоры? Их нужно сжечь! — закричал Дизель. Его лицо покраснело, и через несколько секунд он, наверное, перешёл бы к физическим действиям.
Из-за двери выглянули испуганные лица двух мастеров, приглашённых для беседы. Ульм успел им подмигнуть, потом он таинственно огляделся по сторонам и подвёл Рудольфа Дизеля к окну, делая вид, что собирается сообщить ему нечто важное, а им незаметно махнул рукой. Мастера ворвались в комнату и довольно быстро скрутили изумлённого Дизеля. Явившийся в скором времени заводской врач сделал ему инъекцию успокаивающего, после чего он расслабился, а Ульм сказал:
— Господин экзальтированный гений, если уж вам так это не нравится, добейтесь приёма у Кайзера. Да, да, у Кайзера. Сегодня это единственный человек, который действительно может вам помочь.
Сколько было потрачено времени, сил и нервов, чтобы добиться решающей аудиенции, известно только богу, и вот, наконец, в руках у Дизеля было официальное разрешение на посещение коронованной особы.
«Лицо Кайзера, — записывает верховный секретарь имперской канцелярии, — сияло на фоне карты государства. Два алмазных светила являлись глазами, усы взлетели под прямыми углами вверх и во всём облике его в тот момент действительно чувствовалось что-то от орла, печатавшегося на реверсе каждой немецкой марки. Треуголка, лежавшая на столе, была украшена целым каскадом пышных страусиных перьев, мундир сплошь бронирован орденами, а три красных лампаса, спускавшиеся по обтягивающим брюкам, подчёркивали божественную красоту ног венценосца. Взгляд его был слегка туманен и, казалось, пронизывал насквозь не только стены этого кабинета, но и стены домов Германии. Какое-то время он находился в этом состоянии, не замечая вошедшего, но потом вдруг слегка рассеянно и задумчиво произнёс:
— Дизель? Рудольф Дизель, такие, как вы, куют честь нации. Они достойны звания барона и орденов. Вы любите ордена? Их нужно любить. Впрочем, что у вас за дело?
— Я хотел бы, — начал посетитель, уставясь куда-то в пол, — чтобы вы, ваше величество, отменили название четырёхтактного двигателя, который сейчас, как вам, вероятно, известно, носит мою фамилию.
— Что? — озадаченно переспросил Вильгельм.
— Двигатель, ваше величество, носит мою фамилию и не имеет на это никакого права.
— Из-за этого вы решились меня побеспокоить? Вы немец, Дизель, и должны знать, что немецкие имена являются украшением технических новинок. Вы, мой дорогой, напрасно думали, что я буду механическим исполнителем ваших, мягко говоря, капризов.
Кайзер отвернулся от него, давая понять, что приём окончен. Раздался глухой стук. Обернувшись, император увидел инженера, стоящим на коленях.
— Поймите, ваше величество, от вашего решения зависит если не всё, то почти всё, — взволнованно произнёс Дизель. Но он, однако, не заметил, как Вильгельм подошёл к столу и нажал кнопку вызова телохранителя. В дверях появился атлет в офицерском мундире с множеством аксельбантов.
— Запомните этого человека, голубчик, и в ближайшие десять лет на приёмы ни в каком виде не допускать.
Содержание этого разговора, как утверждает директор потсдамского всегерманского архива, было тогда же запротоколировано личным секретарём Кайзера. Однако есть все основания не доверять этому протоколу. Стало доподлинно известно, что в тот день секретарь неожиданно заболел грудной жабой и, следовательно, не мог присутствовать на встрече. По-видимому, протокол был составлен позднее под диктовку самого Вильгельма. Присутствовавшие в приёмной посетители (среди них генерал-квартирмейстер Шлипенбах и главный редактор журнала «Гартенлаубе» Шнуре) утверждают, что Дизель находился в кабинете на протяжении получаса. По истечении этого времени дверь кабинета неожиданно распахнулась, на пороге появился мертвенно бледный император и едва слышно сказал подоспевшему к нему офицеру: «Запомните этого человека и никогда больше ко мне не пускайте».