— Это ты точно подметил, Анней! Раньше, лет пять тому назад, жизнь в Аль-Барухе кипела. Да и не только здесь, по всему Султанату.
Во-первых, был другой правитель, отец нынешнего. Абу-аль-Сина и в подметки ему не годится.
Во-вторых, не было тех проблем, которые сейчас душат страну. Это и набеги орков, соседей с Абу-Арна. Всё это сплошь в какой-то клубок. Кто его размотает — неизвестно.
— Я тебе даже больше скажу — уже не первый год поднимается вопрос о вхождении Султаната в состав Империи. Мидос, король Абу-Арна, тогда бы задумался, грабить наши города, или нет. Да и с орками можно было бы по другому разговаривать. Но дальше обсуждения это никуда не двигается.
— Ну конечно! Разве Абу-аль-Сина отдаст бразды правления какому-то наместнику Императора?
— И опять ты прав! Конечно не отдаст. Чиновники жируют, народ нищает. Вот и все дела. Здесь есть одно местечко, которое в городе называют людным. На том месте горожане высказывают своё мнение о ценах, о проблемах государства. Мы как раз будем мимо проходить, когда в дом графа соберемся возвращаться.
— И что, никакого наказания за вольные мысли нет?
— Представь себе — нет. Это очень древний обычай, никто его не в праве отменить и запретить. Кстати, нам пора возвращаться, Фаррон и граф будут волноваться.
— Да, конечно. Соревнования послезавтра начинаются, доступ к артефактам когда откроют, не помнишь?
— Завтра. По тем же билетам, по которым мы можем соревнования посещать.
Людное место оказалось оборудовано даже скамейками и небольшой трибуной. Небольшой парк, тенистые деревья. Не слышно городского шума.
Когда мы подошли сюда, за трибуной выступал какой то молодой человек. Трудно понять, о чём была речь раньше, но как я понял — о очередном подорожании хлеба, о том, что он, бедный и несчастный, не может прокормить свою семью.
— Слышь, болезный, а ты не пробовал работать, как это многие делают? — задал вопрос пожилой мужчина. — Все горазды кричать и жаловаться, никто не думает о истиной причине всего, что сейчас происходит. Вас палкой не загонешь на работу! В этом и вся причина!
Люди зашумели, обсуждая услышанное. К трибуне подошёл человек небольшого роста, аккуратно одетый. Было видно по его мимике, жестам, что он чем-то очень взволнован.
— Господа, господа, послушайте все! Я вам принёс такую новость, что многие из вас сейчас будут в шоке! Император Киллайд прибыл на территорию Академии сегодня утром. Как вы думаете, встречал ли его наш правитель? Отвечу сразу — нет!
— Ох, е.е. е! — протянул мужчина, который до этого критиковал очередного бездельника. — Если ты не соврал, то это конец всем нашим надеждам, господа! Киллайд на Абу-аль-Сину кровно обидется.
— Это ещё не всё! Император сразу же, узнав о том, кого встречает шейх, убыл в Империю.
Какой начался гвалт — словами не описать. Когда сорок человек начинают одновременно кричать, что-то пытаясь доказать друг — другу, это больше похоже на базар, а не на дискуссию. Мы переглянулись с Нариной и пошли в сторону выхода из парка.
Выйдя на солнце, даже стало легче дышать. Мы шли молча, переваривая услышанное. Ситуация, однако! Пройдя ещё пару метров, я заметил, что солнечный свет стал каким-то блеклым, как это бывает, когда на небе появляются лёгкие облака, или дымка.
Неожиданная боль в районе сердца лишила меня возможности пошевелиться и дышать. Я почувствовал, что у меня просто-напросто нет сил двигать ни руками, ни ногами. Тело стало ватным и я медленно стал оседать на землю.
Нарина, до этого рассматривающая что-то в небе, повернулась ко мне и успела меня подхватить, не дав резко упасть.
Теперь время для меняло текло очень медленно, словно действие происходило не со мною. Я видел перекошенное от испуга лицо девушки, которая стояла надо мной на коленях. По её щекам текли слёзы. Она что-то мне говорила, растегивая на груди рубашку. Я прислушался к своему сердцу — если оно и билось, то очень и очень медленно. Неужели все так умирают? Как-то всё глупо, но почему? Я же ещё молодой!
Я смотрел на небо и не понимал, что это за мерзкая рожа смотрела на меня и ехидно улыбалась!? Какие-то безобразные крылья, тело не пойми какое. Безгубый рот, глаз и носа нет. Что всё это значит?
Боль всё больше и больше сжимала моё сердце. Я почувствовал, что моё правое плечо стало очень горячим. Потом пришла боль, как будто кто-то взял и начал срезать ножом с меня кожу. Нарина в испуге от меня отшатнулась, прикрыв глаза рукой. Что с ней, точнее — что со мною?
И тут я увидел его, моего орла, изображение которого появилось у меня на правом плече в восемнадцать лет. Орёл появился, как будто из ниоткуда и расправив крылья, устремился вверх, к тому созданию, которое смотрело на меня с неба и ехидно улыбалось.