— Скорее, с неразъёбанными воротами в этот мир, — ухмыльнулся я. Своё отношение к женщинам я от друзей никогда не скрывал. Они засмеялись. — А ты не завидуй, — сказал Костяну. — Ты мог бы так же, если бы не сглупил и не женился.
— Но она ведь молоденькая совсем, — сказал Димка.
— Так и я ещё не совсем старый.
— То есть ворота там оказались настолько узкими, что ты прокидываешь друзей с шашлыками? — продолжал допрос наш домашний следователь.
Я задумался. Прокинуть саму Алису ради шашлыков мне даже не пришло в голову. И дело было не только в «узких воротах» и тех достоинствах, которые объёмно обрисовал Димка. Я никак не мог понять Алису, каждый раз ошибаясь, когда пытался просчитать её следующий шаг. Она не задавала вопросов, не мучила меня рассказами о своём детстве и не просила денег. И, постигая тонкости любви, следовала моим советам с упорством студента, идущего на красный диплом. Лучше всего Алиса усвоила постулат — делай то, что доставляет удовольствие, и порой делала это с изяществом слона в посудной лавке.
Первый минет в её исполнении я запомню надолго, а в нашу последнюю встречу она укусила меня за губу, да пребольно. А потом читала мне Омара Хайяма. Красиво читала, с выражением.
— Расскажи, что тебе нравится, Алиса, — попросил я её после того, как она закрыла книгу.
— Мне нравится смотреть на тебя. — С ответом она даже не задумалась. Его можно было бы назвать заученным, если бы не её взгляд.
— Ммм… я спрашивал не совсем об этом, я имел в виду твои увлечения. Чем ты любишь заниматься?
— Я люблю дотрагиваться до тебя.
Было похоже, что девочка решила поиграть во взрослые игры. Только не ей со мной тягаться, слишком разные у нас весовые категории.
— Хочешь рассказать о своих ощущениях? — Мне стало интересно, как она выкрутится.
— Это экзамен? Попробую, профессор. Эээ… Волосы на твоей груди. Мне нравится касаться их открытой ладонью. Они щекочут её, и это приятно. И ещё лицом, когда я провожу близко-близко, волоски касаются щёк, носа, лба, губ. Это возбуждает. Очень трудно удержаться, хочется поцеловать, дотронуться языком, но я сдерживаюсь.
— Зачем ты сдерживаешься?
— Помнишь ту игру в первый вечер? Мне понравилось. Ты хочешь сделать что-то, но не даёшь себе воли, и с каждым касанием желание всё сильнее, оно сводит с ума… И… и… внизу живота такая тянущая боль, но это не больно, а… я не знаю, как описать её.
— На тебя так действуют волосы на моей груди?
— Нет, на меня так действуешь ты. Волосы… они просто как катализатор.
Я терялся. Услышать такое естественно было от Ирки, моей бывшей, жадной до секса искушённой тридцатилетней женщины. Или от соседки Татьяны, с которой мы иногда встречались «здоровья для». Но не от этого малолетнего глазастого создания с непомерно аппетитной грудью, которое сидело сейчас на моей постели, хлопало ресницами и продолжало говорить, словно на уроке биологии препарировало лягушку:
— Или, например, эти впадинки между тазовой косточкой и… эээ… пахом. Я не знаю, как называется это место. У тебя там очень нежная кожа. Такая тонкая… И ещё где ключицы, там тоже есть ямки… туда я тоже люблю целовать тебя. И ещё складка между бровей. Когда ты задумываешься, она там собирается и ты становишься хмурый. Я целую туда, потому что хочу её разгладить. Не хочу, чтобы ты был хмурый.
Она удивляла меня, держала в тонусе, вызывая недоумение своими поступками и словами.
В тот вечер я приготовил нам салат из листьев рукколы с ароматными помидорами черри, приправленный розовой солью, оливковым маслом и бальзамическим соусом, и лазанью — настоящую, с начинкой из обжаренного говяжьего фарша и соусом бешамель.
— Вина? — Знал, что Алиса не пьёт, но американское пино нуар как нельзя лучше подходило под это итальянское блюдо и не мог не предложить.
Алиса помотала головой, отсалютовав мне бокалом с гранатовым соком. Я потянулся, заправил ей за ухо выбившуюся прядь, вытер красную каплю в уголке губ. Мне тоже хотелось касаться Алисы — не только во время интимных ласк, но и просто так, без сексуальной подоплёки. Наверное, заразился от неё.
После ужина мы лежали на кровати и смотрели фильм. В прокат «Выживший» вышел ещё в январе, но в кинотеатры я не ходил, всегда терпеливо ожидая, когда новинку можно будет купить через айтюнс и смотрел дома. Собственный домашний кинотеатр устраивал меня больше по всем параметрам — и по качеству звучания, и окружающей комфортом обстановке.
Алиса забавлялась с моей ладонью: водила пальцами по папиллярным линиям, игриво царапая ногтем запястье; прикусывала кожу на тыльной стороне и потом посасывала собранный бугорок; целовала фаланги, обводя суставы кончиком языка.
— Что ты делаешь?
— Ммм? Домашнее задание…
— Что?!
— Вы сами говорили, профессор, что я не должна сдерживать себя. Что когда мне чего-нибудь хочется, я должна это делать. Тебе неприятно?
— Мне приятно.
— Тогда смотри свой фильм. И не отвлекайся. — Алиса повернула голову ко мне, улыбнулась и повторила: — Я же тебе уже говорила, что люблю смотреть на тебя. И трогать тебя. — Алиса взяла в рот мой средний палец, опустившись до его основания, сомкнула губы и медленно прошлась вверх по всей длине, задевая кожу зубами. — И попутно я ещё учусь, — сказала она.
Простыня, прикрывающая мои бёдра, чуть шевельнулась.
— Нет, — сказала Алиса, глядя вниз. — Твоя очередь ещё не подошла. Так что потерпи. — И укусила меня за самый кончик пальца.
— Да, потерпи, — согласился я, тоже посмотрев на вздыбившуюся простыню. — Целее будешь.
— Я же извинилась… Ну, ладно, извини ещё раз, — сказала Алиса виновато, чуть съехала вниз и положила голову мне на живот. — Когда-нибудь я обязательно научусь.
Я запустил руку ей в волосы и не стал говорить, как сильно надеюсь, что это произойдёт раньше, чем от её слишком усердных ласк мой член атрофируется — первый опыт минета в исполнении Алисы закончился гематомой по всей головке.
Когда на следующий день, уже ближе к обеду, я пошёл делать завтрак, Алиса, накинув мою рубашку, увязалась за мной на кухню. Она налила себе чай и уселась на стул, забравшись туда с ногами.
— Будешь учить меня готовить? — настороженно спросил её. — Или сама учиться?
— Даже не надейся, — хмыкнула чертовка. — Если когда-нибудь ты увидишь меня у плиты, знай, я хочу тебя отравить. Я не умею готовить и не люблю. Просто мне нравится смотреть, как ты двигаешься.
Её слова снова сбивали с толку. Её взгляд снова говорил, что она не лжёт. Её заигрывания можно было бы назвать профессионально выверенными, но они не вязались с возрастом Алисы. И я никак не мог понять, чего она хочет от меня, чего добивается этим?
— Сними футболку, — повелительно сказала Алиса.
Командирский тон веселил. Вдруг захотелось нагнуть её, уткнуть лицом в стол и намотать волосы на кулак. Оттрахать жёстко, чтобы кричала. И никогда больше не смела так разговаривать со мной. Но я просто снял футболку.
— Ремень. Расстегни его, — продолжали сыпаться на меня приказы. — А теперь пуговицы. Ещё одну. О, да, вот так… — Лицо Алисы расплылось в восхищённой улыбке, а глаза довольно сощурились. Она кивнула: — Всё, можешь работать.
— С расстёгнутой ширинкой? — спросил я.
— Да, — сказала Алиса. — Хотя нет, подойди.
Когда я приблизился, она поцеловала меня в живот, затем, обхватив руками, потёрлась грудями о бёдра и с неожиданной силой сжала ягодицы ладонями.
— Ух, прямо как орех… так и просится на грех… — и посмотрела шкодливо вверх.
— Где вы набрались этой пошлости, Людмила Прокофьевна?[1] — сказал я, с трудом удерживаясь от смеха. Алиса фыркнула, и теперь мы смеялись вместе.