Аркадий Стругацкий и Борис Стругацкий
Шесть спичек
1
Инспектор отложил в сторону блокнот и сказал:
— Сложное дело, товарищ Леман. Да, странное дело.
— Не нахожу, — сказал директор института.
— Не находите?
— Нет, не нахожу. По-моему, все ясно.
Директор говорил очень сухо, внимательно разглядывая пустую, залитую асфальтом и солнцем площадь под окном. У него давно болела шея, на площади не происходило ровно ничего интересного. Но он упрямо сидел отвернувшись. Так он выражал свой протест. Директор был молод и самолюбив. Он отлично понимал, что имеет в виду инспектор, но не считал инспектора в праве касаться этой стороны дела. Спокойная настойчивость инспектора его раздражала. «Вникает, — думал он со злостью. — Все ясно, как шоколад, — но вникает!»
— А мне вот не все ясно, — сказал инспектор.
Директор пожал плечами, взглянул на часы и встал.
— Простите, товарищ Рыбников, — сказал он. — У меня через пять минут семинар. Если я вам не нужен…
— Пожалуйста, товарищ Леман. Но мне хотелось бы поговорить еще с этим… «личным лаборантом». Горчинский, кажется?
— Горчинский. Он еще не вернулся. Как только вернется, его сейчас же пригласят к вам.
Директор кивнул и вышел. Инспектор, прищурившись, поглядел ему вслед. «Легковат, голубчик, — подумал он. — Ладно, дойдет очередь и до тебя».
Сначала следовало разобраться в главном. На первый взгляд действительно все было как будто ясно. Инспектор Управления охраны труда Рыбников уже сейчас мог бы приняться за «Отчет по делу Комлина Андрея Андреевича, начальника физической лаборатории Центрального института мозга». Андрей Андреевич Комлин производил на себе опасные эксперименты и уже четвертый день лежит на больничной койке в полусне-полубреду, запрокинув щетинистую круглую голову, покрытую странными кольцеобразными синяками. Говорить он не может, врачи вводят в его организм укрепляющие вещества, и на консилиумах часто и зловеще звучат слова: «Сильнейшее нервное истощение. Поражение центров памяти. Поражение речевых и слуховых центров…»
В деле Комлина инспектору было ясно все, что могло интересовать Управление охраны труда. Ясно, что неисправность аппаратуры, небрежное с ней обращение, неопытность работников здесь ни при чем. Ясно, что нарушения правил безопасности — во всяком случае, в общепринятом смысле — не было. Ясно, наконец, что Комлин проводил опыты над собой втайне, и никто в институте ничего об этом не знал, даже Александр Горчинский, «личный» комлинский лаборант, хотя некоторые сотрудники лаборатории держатся на этот счет совсем другого мнения.
Инспектора интересовало другое. Инспектор не был только инспектором. Чутьем старого научного работника он чувствовал, что за отрывочными сведениями о работе Комлина, которыми он располагал, за странным несчастьем с Комлиным кроется история какого-то необычайного открытия, и, перебирая в памяти показания сотрудников лаборатории, инспектор убеждался в этом все больше.
За три месяца до несчастья лаборатория получила новый прибор. Это был нейтринный генератор, устройство для создания и фокусировки пучков нейтрино. С появлением нейтринного генератора в физической лаборатории и началась цепь событий, на которые своевременно не обратили внимание те, кому это следовало сделать, и это привело в конце концов к большой беде.
Именно в это время Комлин с видимой радостью переложил всю работу по незаконченной теме на своего заместителя, заперся в комнате, где был установлен нейтринный генератор, и занялся, как он объявил, подготовкой серии предварительных опытов. Это продолжалось несколько дней. Затем Комлин неожиданно покинул свою келью, совершил, как обычно, обход лаборатории, произвел три публичных разноса, подписал бумаги и засадил заместителя писать полугодовой отчет. На другой день он вновь заперся в «нейтриннике», прихватив с собой на этот раз лаборанта Александра Горчинского.
Чем они там занимались, стало известно лишь недавно, за два дня до несчастного случая, когда Комлин (совместно с Горчинским) сделал замечательный, «потрясший основы медицины» доклад о нейтринной акупунктуре. Но в течение трех месяцев работы с генератором Комлин трижды привлек внимание сотрудников.
Началось с того, что в один прекрасный день Андрей Андреевич обрился наголо и появился в лаборатории в черной профессорской шапочке. Сам по себе этот факт, возможно, и не запомнился бы, но через час из «нейтринника» выскочил всклокоченный и бледный Горчинский и, по чьему-то образному выражению, «роняя шкафы», кинулся к лабораторной аптечке. Выхватив из нее несколько индивидуальных пакетов, он в том же темпе вернулся в «нейтринник», захлопнув за собой дверь. При этом один из сотрудников успел заметить, что Андрей Андреевич стоял у окошка, сияя голым черепом и придерживая правой рукой левую. Левая рука была измазана чем-то, вероятно кровью. Вечером Комлин и Горчинский тихо вышли из «нейтринника» и, ни на кого не глядя, прошли прямо к выходу из лаборатории. Оба имели довольно удрученный вид, причем левая рука Комлина была обмотана грязным бинтом.