— Подумаешь, какое дело, — отвечает Мишка. — У Мельниченко тоже есть вечное перо. И я, когда вырасту, себе обязательно куплю вечное перо. И тебе тоже, если ты захочешь.
— Купи, — тихо говорит Таня. Ресницы у неё дрожат, как крылья чёрной бархатной бабочки.
Истопница тётя Нюра входит в класс и начинает ругаться:
— Сидят, как два голубя сизых! Дня им мало.
Какая она славная, тётя Нюра: толстая, нос картошкой и голос зычный.
— Домой, домой! Полуночники. Исторические факты небось давно записали. Домой!
Они идут по переулку. Снег не скрипит от шагов, мороза нет и, наверное, больше не будет. Мишка опять где-то потерял варежки, а рукам тепло. Скоро весна. Пахнет рекой. На низкой крыше висят бахромой сосульки. Мишка сшибает их ребром ладони — и хрустальные осколки сыплются к Таниным ногам в чёрных тупоносых ботиках.
— Если Пучков увидит нас вместе, он тебя совсем задразнит, — говорит Таня.
Пучков? Погодите, кто такой Пучков? Ах, Пучков. Этот несчастный Сашка Пучков. С ним, беднягой, Таня Амелькина не сидела сегодня в пустом классе, не с ним она листала общую тетрадь. И не с ним рядом идёт по сонному переулку.
— Пускай дразнит, — говорит Мишка. А сам думает: «Пускай даже лупит сколько хочет. Всё равно не страшно».
Бумажный мячик на резинке
В наш двор пришёл китаец.
Несколько дней назад приходил стекольщик с большим плоским ящиком. Стекло блестело, а стекольщик кричал на весь двор:
— Кому вставлять стёкла? Кому стёкла вставлять?
Ещё приходил старьёвщик — старик с серой бородой. Он тоже кричал, только слова были другие: «Старьё берём!»
Мы так и звали его: «Старьёберём».
Бывал в нашем дворе низенький весёлый точильщик: «Точить ножи-ножницы, бритвы править!»
Но лучше всех был, конечно, китаец.
У китайца маленькое жёлтое лицо, синие штаны и широкая синяя рубаха без ремня.
Вот он встал посреди двора и закричал высоким резким голосом:
— Бутылки берём!
Потом помолчал немного, хитро посмотрел на нас и крикнул вверх, в небо:
— Игрушки даём!
Он мог и не кричать. Мы и так знали, что у него в мешке разрисованные, лакированные, самые красивые на свете игрушки. И любую игрушку можно получить бесплатно, если сдать китайцу бутылку. «Бутылки берём! Игрушки даём!»
— У нас дома целых две бутылки, — сказал Сашка Пучков и побежал к себе на второй этаж.
Всё-таки плохо, когда папа совсем непьющий. Ну что у нас дома? Одна-единственная бутылка с постным маслом. Я и сейчас будто вижу эту бутылку — она гранёная, а вместо пробки — бумажка. Бутылка стояла в кухне на окне.
Китаец ждёт посреди двора, где мы всегда считаемся перед игрой. «Заяц белый, куда бегал?..» Он опустил серый мешок на землю у своих ног, он играет ярким, сверкающим мячиком.
Бумажный мячик, набитый опилками. Сказочное чудо, живое и разноцветное. Юркий живой бумажный мячик.
Китаец отбрасывает его далеко, как будто мячик ему не нужен, а мячик, как заколдованный, снова возвращается в маленькую жёлтую руку.
Все видят, что мячик на резинке, и всё равно это чудо: китаец его бросает, не глядя, куда попало, а мячик возвращается каждый раз на то же место: в маленькую сухую руку.
А в мешке столько всякой пёстрой красоты! И пахнет из мешка краской, клеем — новыми игрушками. Я наклоняюсь над открытым мешком. Зелёная жужжалка на тонкой палочке, похожей на карандаш. Крути её тихонько, а маленькая коробочка ходит вокруг палочки и громко жужжит, непонятно почему.
В картонном ящике — чёртик. Простой ящичек. А откроешь тугую крышку — чертёнок выскочит на тебя, как будто хочет напугать. Но он совсем не страшный, весёлые рожки и розовый язык на чёрной мордочке.
Если бы у меня был такой чёртик, я назвала бы его Славиком, он бы дружил с куклами Клавдей и Зоей.
Я несусь домой, вбегаю в кухню. В кухне пусто, погашены все примуса, соседи на работе, и мамы нет дома. Вот она, бутылка. Правда, в ней ещё много масла. Но это ничего. Масло можно вылить. Разве мама помнит, сколько у неё оставалось масла? Есть масло или нет масла — какие пустяки. Скорее, а то китаец уйдёт. Я слышу, как во дворе звенят бутылки. Пучков, наверное, уже выбирает игрушки. И вот заверещала пищалка: «Уйди, уйди, уйди».
Масло выливается в раковину. Медленно, тяжело льётся тонкая струйка.
Китаец всё ещё стоит посреди двора. Около него Мишка. А Пучков в стороне играет новым мячиком на тонкой резинке. И в это же время, раздув щёки, надувает резиновый шарик «уйди-уйди».
Я протягиваю бутылку китайцу. Он смотрит на меня своими узенькими глазами и говорит: