— Думаешь?
— Уверен. Приказали искать на тебя компромат.
— А ты что же? — Миронов сжал губы. На языке вертелось: «Фронтовик, боевой соратник, а молчишь?» Но не сказал, сдержался.
— Бывает, Алексей, что и овца волка съедает.
Миронов пошел к прокурору. Рассказал все как есть, ничего не утаил. Тот оставил у себя материал, обнадежил. А потом взял и передал Поенкову. Принял, называется, меры…
А тут в райотдел прибыла бригада из УВД. Ее возглавлял полковник Карлов.
— Проверять не будем, — сказал он на совещании начальников служб. — Наша цель — оказать на месте практическую помощь. В связи с этим хотелось бы выслушать ваши просьбы, предложения, пожелания.
— Разрешите, товарищ полковник? — вызвался Миронов. Представился и продолжал: — Я так понял, что вы будете сразу решать все вопросы, без каких-либо согласований и проволочек.
— Правильно, товарищ майор, поняли. Я вас слушаю.
— Думаю, что бригада из УВД сделала бы доброе дело, если бы помогла сдвинуть с мертвой точки один заколдованный материал, — сказал Миронов и вкратце изложил суть.
— Кто-то, выходит, заинтересован в волоките?
— Так точно, — послышались голоса. — Иначе зачем мурыжить?
— Передайте, пожалуйста, материал мне, — сказал полковник.
Изучив документы, он дал указание возбудить уголовное дело.
Миронов воспрянул духом. Опергруппа со следователем горячо взялась за дело.
— Теперь, друзья, все зависит от нашей оперативности и взаимодействия, — говорил майор своим подчиненным. — И, особо подчеркиваю, — бдительность. У Кайля, учтите, надежная разведка.
Все шло своим чередом. День, второй, третий…
А на пятый следственный отдел ГУВД изъял дело и принял его к своему производству.
6
Телефонный разговор с заместителем начальника ОБХСС ГУВД Смирковым был предельно коротким: в 15.00 быть у начальника управления.
— Не скажете, товарищ подполковник, по какому поводу вызывает комиссар? — осмелился спросить Миронов.
— Нет, не знаю.
— Не по поводу ли Кайля?
— Возможно, — раздалось в трубке, и тотчас послышались короткие гудки.
Миронова насторожил сдержанный, сухой тон прямого начальника. В нем шевельнулась легкая тревога. Прошло полтора месяца, как дело изъято из производства следственного отделения РОВД. Миронов несколько раз ездил в управление, пытался выяснить судьбу дела, предлагал свою помощь.
— Потерпи, изучаем, — отвечали ему.
Майор понимал, что по чьей-то воле четко срабатывает механизм противодействия.
Он поднялся по лестнице. В конце коридора поджидал Смирков. Его полноватое в прожилках лицо было непроницаемо.
Вместе зашли в кабинет комиссара В. М. Дюрича. Здесь же находились полковник Гавриков — заместитель начальника следственного отдела и майор Сима-ковский — начальник отделения того же отдела. Между ними на столе, примыкавшем перпендикулярно к столу комиссара, лежала тощая папочка — «Дело № 10256».
Миронов доложил по всей форме и застыл в ожидании. За окном уныло завывал ветер. Старинные часы, стоявшие в углу кабинета, пробили три раза.
Начальник управления показал глазами, что можно начинать, и Гавриков, взяв в руки тощую папочку, доложил о том, что ОБХСС, руководимое майором Мироновым, сфабриковало дело о так называемой премии.
— И таким образом подвергло необоснованному обвинению ни в чем не повинных людей. — В голосе Гаврикова звенела упрямая убежденность. — На любом заводе, на любом предприятии выплачиваются премии. И чего скрывать, иногда это делается незаконно, с целью повышения заинтересованности рабочих и служащих в производительном труде. Так делалось, так делается, и никому не приходит в голову возбуждать по этому поводу уголовные дела. Так почему по ОТО оно возбуждено?
Миронов с трудом соображал, что происходит. Вместо того чтобы вникнуть, разобраться, помочь, его обвиняют ни много ни мало в фабрикации дела.
Миронов гасил закипавшее в нем волнение, пытался что-то возразить Гаврикову, но тот энергично останавливал его. Ища защиты, майор поглядывал то на комиссара, то на Смиркова, сидевшего возле большого трехстворчатого шкафа, забитого книгами и сводами законов. Уж кто-кто, а он-то не сторонний наблюдатель. Ближайший начальник, в курсе дела. Почему же молчит, словно воды, в рот набрал? Мог взять слово, вмешаться. Прикинувшись безмерно уставшим, он оставался равнодушным ко всему, что происходило в кабинете.