— Ну-ка взглянем на тебя, — проговорил он, протягивая руку. — Крестик как крестик. Ишь ты, чудо рук человечьих!
Алексей Павлович покрутил миниатюрную вещицу, потом достал увеличительное стекло и еще раз внимательно рассмотрел ее со всех сторон.
— У Яблоковой тоже такой? — Миронов внимательно взглянул на Носикова. Тот замялся: не знал.
Симонов все еще терялся в догадках.
— Не понимаю, Алексей Павлович, при чем тут Яблокова?
Некоторое время они смотрели друг на друга.
— А при том, дорогой, что у буфетчицы, кажется, точно такой же крестик.
Носиков стал соображать:
— Полагаете, есть связь?
Миронов медлил, ответил уклончиво:
— Все может быть.
И, потянувшись к пакету, осмотрел его содержимое: серьги, обручальное кольцо, браслет, перстень.
— Ничего не скажешь, все сделано добротно, профессионально, — резюмировал он. — Одного не хватает — заводских отметок.
Носиков зашевелился на стуле.
— Никитина не выдаст мастера. Крепкий орешек.
— Орешек, говоришь? — задумчиво проговорил Миронов, слегка прищурив глаза. — Орешек, в котором нет ядра, — пустой…
Он уже обдумывал позицию. Резко встал, заходил по кабинету. Остановился за спиной Носикова.
— А ты, Николай Николаевич, как считаешь? — обратился он к Симонову.
— Чем черт не шутит, когда бог спит, — ответил тот. — Вдруг возьмет и расскажет. В любом случае надо с ней поговорить.
— И то верно, — согласился вдруг Носиков. — По нитке до клубка доходят.
Симонов с Носиковым ушли.
Никитина, невысокая красивая женщина, стремительно подошла вплотную к столу. Привычным движением головы забросила назад темно-русые густые волосы и села. Когда Миронов предложил чаю, не сдержала удивления, заставила себя улыбнуться.
— Спасибо, не откажусь. Тем более в таком кабинете…
Пока Алексей Павлович распоряжался насчет чая, Никитина напряженно сидела, как перед фотоаппаратом.
— Думаю, вы, товарищ подполковник, не на чай пригласили меня. — В ее острых, проницательных глазах смутная настороженность.
— Это точно, Екатерина Васильевна, не на чай. Интересует один пустяковый вопрос: какой такой славный мастер сработал вам эти украшения?
Никитина «держала лицо», вела себя достойно, так, словно с ней ничего не произошло, — сознавала свой вес в обществе, свою всесильность. С неким подобием застывшей улыбки она скользнула по собственным драгоценностям и сказала:
— Не смогу вам ответить. И не потому, что не хочу, а потому, что не знаю.
— И все-таки давайте не будем торопиться. — Алексей Павлович устроился напротив, отпил чая. — Я как-то вычитал, что здравый смысл — мерило нашего ума. Верно подмечено, не правда ли?
Никитина улыбнулась. Сказанное слегка задело ее. И это естественно: всякие намеки по ее адресу, а также все, в чем ее подозревали, воспринималось весьма болезненно.
Миронов уже многое знал об этой женщине. Она изворачивалась на допросах, говорила всякие несуразности, всячески пытаясь представить себя жертвой обстоятельств. Но факт остается фактом: она погрязла-в преступных деяниях.
Взяв в руки чашечку, Никитина степенно тянула душистую жидкость. Тянула и думала.
— Все золотые изделия, изъятые у меня, я приобрела в своей столовой, — вдруг сказала она. И после паузы подтвердила — Да, в столовой.
И тут с ней произошла какая-то странная метаморфоза: она стала с несвойственной ей поспешностью рассказывать, как все началось.
— Яблокова пригласила меня в буфет и извлекла из-под прилавка несколько золотых крестиков. Сверкающие, миниатюрные, ну прямо-таки загляденье. Откуда, спрашиваю, такое чудо? Яблокова указала взглядом на женщину, сидевшую за столиком вместе с двумя моложавыми мужчинами. «Продает?» Буфетчица кивнула. «Почем?» — «По полтиннику», — отвечает. «Берем!» Валентина взяла один, а я два. Кто-то из девочек тоже отоварился. Всем не хватило, но женщина успокоила, обещала еще наведаться…
— Как звали женщину?
— Нина Николаевна.
— Что вы можете о ней сказать?
— На вид ей лет под сорок. Синеглазая, короткая мужская прическа, одета современно, в джинсах, в импортной куртке. Верткая бабенка.
— А мужчины?
— Их в лицо не видела. Сидели спинами к буфету. «Вольготно чувствуют себя ребята, — думал Миронов. — Торгуют не какими-нибудь там поделками, а золотыми украшениями, ни в чем не уступающими фирменным».
Когда Никитину увели, в кабинет вошел подполковник Симонов. Алексей Павлович рассказал начальнику ОБХСС о разговоре с Никитиной.