— Ложка есть? — спросил старшина, почему-то внимательно ко мне присматриваясь. — Какой же ты солдат без ложки? Евстигнеев, дай ему свою.
Бритоголовый протянул мне ложку, шепнув:
— Из какой части? Когда взяли?
— Не разговаривать! — рявкнул старшина.
От еды я, наверное, не откажусь и на эшафоте.
— Пайку возьми, — сказал старшина, любуясь моим аппетитом, — тебе сегодня не положено, да делать нечего: свой.
Я всмотрелся и узнал бывшего помкомвзвода второй батареи Лазарева, отчисленного из части год назад. Ходили слухи, что его направили в какое-то военное училище, но были и другие, согласно которым как раз в это время в воинских частях проходил набор в войска МВД и МГБ — стране социализма не хватало штатных конвойных, исполнителей и тюремных надзирателей.
— Вот ты где, — не скрывая радости, произнес я: хоть и тюремщик, а все-таки свой…
— Да со мной все в порядке, я на месте, а вот как ты попал к нам, в КПЗ[7]? Сюда за драку не сажают, на то есть гауптвахта.
— Не знаю, — честно признался я, — схватили ни с того ни с сего да еще накостыляли.
— Ни с того ни с сего у нас не хватают, — сказал старшина, предварительно оглянувшись. — Кого еще из наших взяли?
— Да, наверное, меня одного. Ты дай мне карандаш и бумагу с конвертом, домой напишу, чтобы не волновались.
— Вот это правильно, — одобрил Лазарев, куда-то отлучился и вернулся с конвертом и бумагой, — заодно и дружкам своим черкни, мол, так и так… Психуют, поди.
— Им — тоже, — беспечно согласился я и стал писать. Сначала маме. Но о чем? О том, что меня вдруг посадили в тюрьму? Глупо. На «губе» случалось сидеть и по пятнадцати суток и то не писал, а тут дня не прошло — жалуюсь… Я скомкал листок и попросил другой, Лазарев безропотно дал. Написав о главном, я сложил листок пополам, вложил в конверт и чернильным карандашом вывел адрес: в/ч 67985, первая батарея, Денисову, Полосину, Шевченко. Передавая письмо Лазареву, заметил, что он чем-то недоволен.
— Не доверяешь? Пиши кому надо, доставлю точно.
— А это и есть — кому надо.
Он повертел конверт в пальцах.
— Так то ж — в часть. У тебя что, в городе нет дружков? Может, бабенка имеется?
Я подумал о Зосе, но вспомнил майора Нестеренко и промолчал.
— Ну, как хочешь, — сказал Лазарев, — через три дня будет тебе ответ. Раньше не жди.
Он ушел. Я лег на ларь и стал думать. Когда письмо дойдет до моих «мушкетеров», они поднимут бучу — пропал комсорг, отличник боевой и политической подготовки, фронтовик, артист полковой самодеятельности и прочее — и двинут в политотдел. Медлительный на поворотах, но, в общем, неплохой мужик Свиридов вызовет на ковер уполномоченного контрразведки СМЕРШ майора Нестеренко…
Грохот ключа в замке прервал мои приятные мысли. Вошли уже знакомый мне верзила Булыгин и коренастый кривоногий солдат с монгольскими скулами.
— Собирайсь с вещами, — мрачно произнес Булыгин.
— Готов! — я вскочил. — Всё выяснили, да? А шинель, ремень где?
Вместо ответа Булыгин взял меня рукой за шею и толкнул в коридор. Тотчас кривоногий солдат, на которого я нечаянно наткнулся, ударил меня кулаком в живот.
— Вы что, психи? — завопил я. — Позовите старшину Лазарева!
— Будет тебе Лазарев, — негромко сказал Булыгин. — Бери его, Хасанов.
— Чего вертухаешься? — ласково спросил тот. — Ты не вертухайся, я тебе не американец! — И ударом кулака расквасил мне губы.
Следователь оказался немолодым, лысеющим блондином с белыми бровями и ресницами. Нежно-розовое лицо его было усеяно мелкими веснушками, оттопыренные уши светились в лучах настольной лампы. Он имел звание капитана — на голубых погонах желтели золотые «птички». Следователь что-то писал, прилагая к этому серьезные усилия: делал росчерки, поводил плечами, склонял и выпрямлял спину, кривил тонкие бесцветные губы.
Посредине комнаты стоял привинченный к полу табурет. На него меня и посадили. Конвоир привязал мои руки к перекладине и ушел.
Следователь писал. Через полчаса у меня начали ныть спина, шея, плечи. Я пробовал переменить позу, но веревка больно впилась в запястье.
Следователь писал. Когда ему надоедало мое шевеление, он говорил:
— Будешь ёрзать, привяжу костыли. — Потом он собрал написанное в папку, нажал кнопку звонка. — Отнесите полковнику Мранову, а если этот хряк будет ныть, скажете, что тут все, больше не будет. Да ему и этого хватит.
Затем он достал из портфеля немецкий термос, налил в стакан чаю, кинул туда дольку лимона, три куска сахару и принялся размешивать ложечкой.