Мешковский терпеть не мог, чтобы над ним подтрунивали. Его уже сильно изношенные сапоги никогда не были элегантными. Поэтому он так болезненно воспринял издевку усача, а его смех показался неуместным. Стараясь сдержать себя, он переспросил:
— Вам что, не нравятся мои сапоги?
— Да нет, почему же! Сапоги что надо, закачаешься. Михальчук, — бросил он одному из подофицеров, — чтобы следующая партия сапог была только такого фасона! Всех в училище оденем в такие сапоги и будем щеголять на зависть другим.
Мешковскому уже порядком надоела его болтовня, и, решив закончить эту неприятную для него сцену, он с иронической улыбкой повернулся к писарям:
— Послушайте, я задам вам загадку: чем отличаются мои сапоги от сапог вашего шефа?
От бумаг оторвались любопытные лица. Но больше всех был заинтригован их начальник.
— И чем же? — спросил он.
— Тем, что вы свои сапоги износили в тылу, а я свои — на фронте. Очевидно, это вас так и веселит…
Воцарилась тишина. Мешковский внимательно посмотрел на усача. Тот, не ожидая такого отпора, уставился на Мешковского круглыми от удивления глазами. Спустя минуту его лицо покрылось сеточкой мельчайших морщин, и он закатился неудержимым искренним смехом.
— Ха-ха-ха! Ну и врезали вы мне! Ха-ха-ха! А вам, оказывается, палец в рот не клади! — гоготал он, безуспешно пытаясь сдержать смех. — А об интендантской службе вы такого же мнения, как был раньше и я, когда находился на фронте. Меня-то ваши слова особенно не задели, поскольку один сапог я ношу на протезе — потерял ногу в бою. А этим, — показал он на молодых подофицеров, снова склонившихся над бумагами, — уклоняющимся от фронта, задали перцу. Теперь вы для них заклятый враг. Без меня здесь теперь ничего не добьетесь…
Он выбрался из-за стола и, прихрамывая, подошел к подофицеру, которому передал до этого требование на обмундирование Мешковского. Сразу став серьезным, проверил, что тот написал на квитанции.
— Ну что же ты, Михальчук! Почему выписал кирзовые сапоги?
— Вы же сами, товарищ подпоручник, сказали… — пытался защищаться капрал.[7]
— Надо иметь соображение. Ты же видишь, что это боевой офицер, прибыл прямо с фронта. Выписывай хромовые…
Мешковский покидал вещевой отдел, обуреваемый противоречивыми чувствами. Он был зол на себя, но тепло вспоминал усача.
Дважды в течение одного дня показал себя дураком! Утром вышло так, будто бы он хвастался перед дежурным офицером тем, что прибыл в училище с фронта, и теперь, с этим подпоручником! Не мог же он знать, что тот инвалид! И опять попал впросак. Если дела пойдут так и дальше, то долго в училище не задержится. А может, это не так уж и плохо? Может, он сможет вернуться в свою часть?
X
Огромное помещение склада для обмундирования пропиталось тяжелым, затхлым запахом кожи и армейского сукна. Между тесно стоящими полками и стеллажами с трудом пробивался сквозь полумрак тусклый свет немногочисленных лампочек. Мешковский протянул требование заспанному капралу. Тот прочитал его и бросил через плечо:
— Шеф, пришли за обмундированием!
Из глубины склада вначале донеслись звуки переставляемой стремянки, а уже потом ответ:
— Сейчас, сейчас иду.
Мешковский вынул портсигар, но кладовщик вежливо обратил его внимание на табличку «Курить запрещено». Минуту поколебавшись, офицер предложил:
— Пока вы приготовите, я выйду покурю.
В коридоре он с жадностью затянулся несколько раз, погасил окурок и вернулся на склад.
Его ослепил яркий свет. Пока он отсутствовал, над стойкой, отделявшей контору от складских помещений, зажгли сильную лампу. И вдруг раздался радостный возглас:
— Кого я вижу! Подпоручник Мешковский! Вот это встреча!
За стойкой стоял невысокого роста немолодой подофицер, на лице которого выделялись рыжие от табачного дыма усы.
Мешковский сразу же узнал его. Они пережили вместе немало незабываемых дней. И теперь воспоминания нахлынули на него.
— Сусла! — радостно воскликнул он. — Провались я на этом месте! Вот это встреча!
Их разделяла стойка. Подофицер вышел из-за нее и, явно волнуясь, спросил:
— А вы, товарищ подпоручник, не обидитесь, если я вас расцелую?..
* * *Немного успокоившись, Сусла отошел на несколько шагов и стал разглядывать Мешковского.
— Возмужали. Да, очень возмужали, Но абсолютно не изменились. Остались таким же, как тогда, в августе, когда пришли в наш полк. Хорошо помню, как будто это было вчера…
Мешковский хорошо знал старого подофицера. В полку, куда он, желторотый курсант, был направлен в августе 1939 года, Сусла служил уже не первый год. Потом, в жаркие сентябрьские дни, их полк в первом же бою понес большие потери. Вскоре стало не хватать орудий, брошенных в ходе панического отступления, сбежали командиры, и тогда командование над группой пеших артиллеристов принял на себя старший по званию — недавно произведенный в подпоручники Мешковский. В это время и завязалась его дружба с подофицером Суслой.