— Понятно. А мясо? Мы же ели — мясо?
— Я же тебе про мясо уже рассказала. Никакое оно не мясо.
— Точно. И что? Совсем натурального нет?
— Ну почему же. Там, в первой оранжерее, «пасётся» и стадо кур. Вот их, родных, мы — ну не все, конечно, а только руководящие работники! — и потребляем.
— Стало быть, повезло мне. С тобой. Глядишь, и жаренной ножкой угостишь. Если постараюсь. — он скосил глаза вниз.
— Пошляк.
— Ты это уже…
— Знаю. Но в определённом смысле — да. Повезло тебе. Потому что обычно тех, кто из доноров спермы прошёл все тесты, был признан подходящим, и сделал своё дело, утилизируют сразу. Чтоб не тратить лишних продуктов и кислорода на их содержание.
Роджеру захотелось спросить о… Но спросил он о другом:
— А откуда, кстати, вы берёте весь нужный кислород?
— Вот с этим, кстати, (А ты зришь, как я уже отмечала, в корень!) проблема. Ты прав: теплица-оранжерея не столько даёт кислород, сколько съедает его — что бы там ни талдычили древние экологи про то, что растения его выделяют. То, что они выделяют, они же сами на самом деле и потребляют. Ночью. И никакая хлорелла не восполняет всего.
Поэтому примерно раз в три-четыре месяца нам приходится посылать на планету большую транспортную ракету. Она, к сожалению, тоже недостаточно большая — не может загрузить за раз больше двухсот тонн воды. Но мы её, в-смысле, воду, тут с помощью электролиза разлагаем на кислород и водород. Заодно и соль выделяем — нужную для пищи.
Кислородом, после долгого карантина, и окончательной очистки от радионуклидов с помощью фильтров, дышим. Ну а водород — сжигаем в энергоустановке. Потому что не всё нужное нам электричество дают солнечные батареи. Ведь со временем их КПД падает, а новых мы сделать не можем. Нет промышленной базы. Да и специалистов.
— Стало быть, вам нужно продержаться тут, на орбите, ещё двести лет. — это был не столько вопрос, сколько утверждение. Она кивнула:
— Как минимум. Пока фон не спадёт до нормы. И не исчезнет снежный покров. И почва не оттает на нужную глубину. И зёрна злаков, которые тут у нас хранятся в жидком азоте, станет можно высадить.
— Понятно. — Роджер сделал вид, что «лекция» по выживанию обитательниц Станции слегка утомила его, и даже позволил себе прикрыть ладонью якобы подавленный зевок, — А сейчас мы чем займёмся?
— Ну… Если честно, я ещё не совсем отошла от… — Диана, мило выпучив губки, тоже взглянула вниз, туда, где одеяло прикрывало её бёдра и животик, — Всё-таки ты у меня — первый! Поэтому думаю, будет лучше, если мы просто поспим. Чтоб отдохнуть. А то у меня шевелятся — только пальцы. Ну, и немного — язык и мозги.
Роджер ухмыльнулся широко и открыто:
— Да уж, острячка ты моя доморощенная. Отдохнуть — нужно. Чтоб набраться новых сил перед трудовыми буднями.
— Точно.
Ощущать, как головка с высохшими пушистыми после мытья волосами мирно прикорнула у него на плече где-то возле подмышки, было приятно. Так же, как и чувствовать нежное тепло, идущее от мягкой ляжки, покоящейся сейчас на его усталых чреслах. Однако вот думы о своём будущем вовсе умиротворяющими и милыми назвать было ну никак нельзя.
Роджер, расслабив тело, которое как-то само укачало и усыпило еле слышно сопящую ему в грудь партнёршу, рассудку расслабляться не позволял. Жить почему-то хотелось.
Может, нужно рассматривать то, что с ним случилось, просто как ещё один тест? На выживаемость. Что, если попробовать «приручить» облечённую высокой властью женщину, и попытаться уговорить её помочь ему? Сбежать. Когда там, интересно, очередной рейс «за водой»? Или…
Или на корабль, забирающий воду, пробраться окажется совсем уж невозможно? Да и существует, конечно, вероятность того, что в тех местах, где эта посудина сядет, жить или высадиться будет нереально. Поэтому в первую очередь нужно разузнать. Всё, что возможно разузнать. О месте посадки. О дате. О планете. О тех местах, что там, внизу, в восьмидесяти шести тысячах кэмэ, сохранились лучше всего. Или оказались не столь сильно заражены. Ну, и, разумеется, переохлаждены.
Затем. Нужно ещё разузнать о его «статусе» здесь.