Сидя в кресле второго пилота, Роджер не вмешивался, и действия напарницы никак не комментировал — понимал, что будет только мешать и отвлекать. Однако женщина, часто на него поглядывавшая искоса, заговорила сама:
— Не бойся — не отвлечёшь и не помешаешь. Поскольку я отключила автопилот, и сама только иногда поддаю газу — чтоб чёртова бандура летела побыстрей. И маневрирую. Это уже — чтоб понепредсказуемей.
— А почему она должна лететь побыстрей и понепредсказуемей?
— А потому, что я так думаю, наше бегство в любом случае уже обнаружили, и сейчас отслеживают радаром. И уже наводят на нас противометеоритные пушки. Так что нам наша… э-э… непредсказуемая и «вихляющаяся» траектория очень даже не помешает.
Как бы подтверждая её слова, мимо просверкало нечто, принятое Роджером за метеор — огненный шнур-поток. Пронёсся он, а вернее — просто возник, словно от пасса невидимого фокусника размером с полвселенной, всего в паре сотен метров, или даже ближе — оценить расстояние здесь, в космической пустоте, без ориентиров, оказалось невозможно. Но то, что такой луч при попадании наделает им проблем, Роджер смекнул быстро.
Напарница снова с усилием потянула рули управления на себя, смещая кораблик в ту сторону, где только что сверкнула игла разряда. Роджера вдавило в кресло:
— Держись дорогой! Сейчас мы совершим манёвр под названием «брошенный камушек»!
— Что… ещё… за «брошенный камушек»? — говорить оказалось тяжело.
— Да просто название такое. По аналогии. — по женщине незаметно было, чтоб она страдала от перегрузки. Тоже тренированная, что ли? — Правда вот, никто из нас, в двенадцатом поколении живших не на земле, никогда этого не видел. Ни открытой воды, ни камушков. А так, они там, в учебниках, пишут, что если плоский камень бросить под небольшим углом к этой самой открытой воде, он отскочит, и будет прыгать, словно попрыгунчик, пока не затормозится. — его пилотша теперь быстро и уверенно щёлкала какими-то тумблерами над головой, и нажимала клавиши на пульте перед собой, но основное её внимание было сосредоточено на рулях и педали газа.
Роджер подумал, что для человека, первый раз угнавшего незнакомое транспортное средство, она, возможно, забывшись, как-то уж слишком… Уверенно действует — даже не смотрит на надписи у тумблеров! Но свои сомнения он попридержал — именно от навыков и инстинктов его напарницы сейчас и зависит их жизнь! Она, кинув на него краткий взор, и убедившись, что он слушает, продолжила:
— Так вот. Если войти в атмосферу планеты слишком быстро и под неправильным углом — нас просто отбросит от неё. Вот примерно так!
Роджера вдавило в кресло ещё сильней, в ушах застучала прилившая кровь, затем произошло обратное — жуткая сила попыталась выбросить его из кресла, и если б не крестообразно застёгнутые ремни, он точно врезался бы головой в огромный обзорный экран, полукругом изгибавшийся перед ними.
— Ага. Сработало. Нас отбросило. — казалось, что его тоже чуть задохнувшаяся напарница вполне довольна тем, что вход в атмосферу и посадка не получились.
Роджер, ощущавший себя так, словно желудок придавил сердце, старался продышаться. Но вот спустя десяток секунд всё вернулось на место, и ему больше не кажется, что он стоит на голове. Он смог выдавить:
— Ты, вроде, собиралась приземляться.
— Конечно! Но не здесь же?!
— Почему?
— Как — почему?! А-а, ну да. Откуда же тебе знать. Короче: мы сделали вид, что собираемся войти в атмосферу планеты здесь. Телескопы и датчики на Станции это чётко зафиксируют. Поэтому нас начнут искать на этой стороне — той, что обращена к Станции. А мы просто облетим планету, и войдём с той, теневой сейчас, стороны. Найти-то они нас, конечно, всё равно найдут. Хотя бы металлодетектором. Но мы получим некоторую фору. Думаю, примерно с месяц. Максимум — два. И сможем успеть привыкнуть, обжиться, и отойти от бота достаточно далеко.
— Мысль понятна. Но… Там же везде, вроде, снега и льды? Ну, на поверхности. И мы так и так будем заметны, как слоны среди кур.
— Хе-хе, мой плохо информированный будущий любовник, муж, и господин — хе-хе! Похоже, эту незатейливую сказочку тебе навесила неподражаемая Диана?
— Ну… да. А что — дело обстоит не так?
— Лучше назовём это — не совсем так. Большая часть поверхности у полюсов и в средних широтах, действительно — снежно-ледяная пустыня. И океан свободен от чёртовых айсбергов только до примерно сороковых широт. Но в области экватора на континентах уже есть огромные — нет, правда: огромные! — проплешины оттаявшей земли. В-принципе, думаю, там земледелие уже возможно. — напарница уверенной рукой ввела корабль в зону тени. И вот они пересекли терминатор: словно кто-то выключил свет!