Роджер промолчал, но Пенелопе мысленно посочувствовал. Однако от основной работы его слова напарницы не отвлекли: он продолжал вести пальцем вниз по экрану, зачитывая уже только отдельные фразы формулировок из «истории прецедента»:
— «Забыла включить резервный…». «Перепутала полярность». «Не затянула надёжно гайкой гроверную шайбу…». «Проспала». Через минуту его прорвало:
— Слушай, …ерня какая-то получается. Как вы вообще Станцию не упороли полностью до сих пор?! У «непредвзятого» наблюдателя может сложиться мнение, что у вас там на должностях младшего, да и среднего техперсонала сидят сплошь — безответственные овцы, или круглые идиотки. Это что — и правда так? Или всё-таки — через одну?
Пенелопа надулась:
— Сам ты — идиот! Баран. Девочки и так из кожи вон лезут, чтоб всё там, на Станции, работало, и мы могли прожить ещё хотя бы сто лет… Они не виноваты, что технические дисциплины, и все эти чёртовы механизмы и приборы такие сложные. А Станция старенькая, и текущий ремонт требуется постоянно. Но все эти сложности и проблемы с оборудованием мы преодолеваем. Просто…
Просто навыки высококвалифицированного ремонтника, и так называемое «чутьё» к техническим дисциплинам и машинам даются нам не столь легко, как…
— Ну, договаривай. Не столь легко, как нам, мужчинам?
— Ага. Хи-итрый, да? Я скажу так, а ты скажешь: «Вот! Не надо было нас, умных и склонных как раз к технике, уничтожать, словно чумных псов»!
— А что — надо было?
— Надо! — в её голосе слышалась столь железобетонная уверенность, что у Роджера не осталось сомнений: девушке с детства промывали мозги! И промывали — на совесть.
А ещё ему стало кристально ясно, что никакого «спасения» не было. А был только коварный, и хорошо продуманный план. В главных целях которого он, конечно, пока уверен не был. Но догадаться особого труда не составляло. Он же — циник и прагматик.
Ладно. Он снова намотает это себе на ус, но пока ничего ей не скажет. Потому что сейчас куда важней то, что текущие цели и задачи у них пока вполне общие: посмотреть, как тут и что. И прикинуть, как бы выжить на планете-праматери.
Ну а сейчас можно смело оказавшиеся действительно неинтересными и бесполезными флэшки по «истории» отставить в сторону.
Ничего реально важного про «блеск и нищету» мужчин он так не узнает.
Он вытащил флэшки из другого кармана:
— Так. «Навигация». Может, ещё скажешь, что вы куда-то на Станции — слетали?
— Нет. Но орбиту постоянно корректируем.
— Понятненько… Как считаешь — стоит смотреть?
— Думаю, смысла нет. Станция-то — на месте.
Он хмыкнул снова. Сунул флэшку в карман. Вздохнул:
— Всё равно не понимаю.
— Чего же это?
— Как вы действительно — выжили. За триста-то лет… А чинить или даже заменять наверняка нужно было многое.
— Да, многое. Но тут у нас есть «секретное оружие» предтеч. Нам в наследие достался Главный Компьютер, у которого есть программа общей диагностики Станции. Он подключён ко всем внутренним датчикам и анализаторам. Вот он-то (Верней — она. Мы называем её — «Мать»!) и подсказывает нам, что нужно срочно заменить, а что — ещё подождёт. Обычно она оказывается права.
— Надо же. Удобно. И, конечно, её придумали и запустили вы, женщины?
Ответом ему было очередное возмущённое фырканье. Роджер резюмировал:
— Ладно, хватит копаться в документальных источниках, у нас снаружи — необследованная и вожделенная Терра Нова. Но вначале — поесть бы.
На этот раз она ничего не сказала. Но уж посмотрела.
5
На завтрак, который правильней было бы назвать всё-таки ужином, ничего нового Пенелопа выдумывать не стала:
— Ешь, что дают, и не выступай. Поймаешь и убьёшь какую съедобную дичь — я её, так и быть, приготовлю. А пока не поймал — жуй концентраты.
Роджер, собственно, так и делал, недоумевая, почему напарница всё ещё сердится. Вроде, он всё сделал, как надо, без надобности не рисковал, с тварями «разобрался»…
Чего — не так?!
Придётся спросить. Потому что если она слишком долго будет копить это в себе — хорошо оно не кончится. Он знал это не понаслышке — всё та же Натали… И Римма.
— Ничего я не сержусь. — на его прямой вопрос женщина возмущённо дёрнула плечом, показывая, что слова разительно расходятся с фактами. Потом, помолчав, смилостивилась, — Нет, сержусь. Ты обещал, что будешь моим мужем и защитником. А сам — что? Полез драться чуть не в рукопашную с гигантской ящерицей, да так, словно всю жизнь только этим и занимался, и она не тяжелей тебя в двадцать раз! А если бы ты погиб?!