— Уж не хочешь ли ты сказать, что мы всё-таки будем их?!..
— Вот именно. Нам сейчас не до выпендрона, как я уже сказал. Привередливых гурманов нам тут уж точно изображать не придётся — дай Бог хотя бы нашим внукам дожить до пищевого, как говорится, изобилия. Но если хочешь, первую крысу я приготовлю сам. — глядя, как по её лицу расползается гримаса, он поспешил добавить, — И опробую, конечно, тоже сам. Вдруг они ядовитые. (Грибы же жрут!) Так что если сдохну, похоронишь.
— Ну и шуточки у тебя!..
— Дебильные. Согласен. Ладно, пришла в себя? За дело!
Закидать трупики размером с небольшого сурка в пластиковый контейнер с особо тонкими стенками, что хранился в сложенном виде в набедренном кармане его комбеза, оказалось нетрудно. А вот со следами крови на серой поверхности пола, что выделялись отсветами и полосами в лучах пробивавшегося сюда света, поделать уже ничего было нельзя — они недвусмысленно выдавали место боя.
— Проклятье. Ну да ладно: наши друзья вараны всё это подлижут, и тоннель снова будет как новенький!
— Ты шутишь?
— Вот уж нет. Единственное, что здесь и сейчас выдаёт живых существ — это их запах, и кровь из ран. Естественный отбор наверняка постарался. За триста-то лет.
— Понятно. Так что — с… трупиками?
— А что — с трупиками? Помогай давай: тащить нужно так, чтоб не прорвать пластик, то есть — волочить по полу нельзя. Да и для варанов нельзя оставалось следы или борозды. Поэтому перемещать эти пятнадцать с чем-то кило придётся по воздуху.
Хватайся-ка вон за то конец.
Пока дотащили неудобный, и так и норовящий вырваться из пальцев, скользкий мешок, с них сошло буквально семь потов. Роджер вспоминал странную серебристую как бы сеть на потолке тоннеля, и радовался, что не в этот раз пришлось выяснять, что это такое. С гигантскими пауками он сейчас вовсе не горел желанием встретиться — с крысами бы разобраться. Пыхтя и потея, он матерился про себя, а Пенелопа — уже вслух:
— Чтоб им провалиться, тварям …реновым! Б…! Такие мелкие, а такие тяжёлые!..
— А, ничего. Ладно, останавливаемся здесь. Жаль, нельзя их разделывать там, у нас внутри — а то вонять будет так, что жить не сможем. Ну, дня через три, я имею в виду. — он поправился, видя её недоумённый взгляд, — Неси с бота ещё плёнки, и не забудь кирку и лопату — шанцевый у нас в порядке, я уж смотрел. А я пока наточу нож.
Нож точить он, конечно, не стал, а занялся пока сортировкой. Вскоре подошла и Пенелопа.
Кусок плёнки Роджер расстелил в доброй сотне шагов от их «дома», и сверхострому десантному ножу, который он отобрал ещё у давешней сердитой охраннцы бота, пришлось действительно поработать. К концу экзекуции, когда горка внутренностей, голов, и шкурок достигала чуть ли не его колена, позеленевшая и помрачневшая Пенелопа, помогавшая в основном тем, что держала тушки, чтоб не скользили, пока он разделывал их на одном из упавших стволов, и высказывавшая разные пожелания и комментарии в их адрес, сделала совсем уж кислую мину:
— Роджер! Как ты это сделал? Я хочу сказать — как тебя не стошнило?
Роджер оказался действительно огорошен:
— А почему это меня должно было стошнить?! Для охотника разделка добычи — вполне обычный, и даже обязательный ритуал. Почётный, можно сказать. Ну, для нормального охотника, а не такого, который заплатил колоссальные бабки, выстрелил в слона или там, тигра, сфотографировался на его фоне для выпендрона перед друзьями, поставив ногу на голову или бивень, и на этом успокоился. Поскольку всё остальное, типа вырубания бивней для развешивания над камином, или сдирания шкуры для подстилки в кабинете, доделывают наёмные проводники, шерпы, и прочие егеря природного заповедника.
— Да, это-то я понимаю, — она дёрнула плечом, — Я про то, что тут столько кровищи, кишков этих сизых и скользких… Хвосты, вонючая шерсть эта поганая… Ф-фу.
Не мерзко?
Он посмотрел на неё. Вздохнул:
— Мерзко. Но есть-то нам надо? А это — мясо. Настоящее, а не какой-то там тухлый эрзац. Тут — всё натуральное. Протеин. Белок. Жиры. — он утёр пот со лба тыльной стороной предплечья, — Ладно, мы закончили. Теперь давай-ка я вырою яму поглубже, да закопаем всю эту требуху. Нам нельзя допустить, чтоб она воняла, и кто-нибудь захотел разрыть.
Копание ямы, пусть и в почве-перегное, что имелась на дне их «колодца» оказалось задачкой не из лёгких. Во-первых, под более-менее оттаявшим слоем у поверхности, вскоре встретился промёрзший за три века слой — чуть ли не вечной мерзлоты. Правда, его преодолели с помощью кирки за час — Пенелопа решила было не отставать, и тоже минуты три махала орудием землекопа. После чего сказала: