А теперь они плывут на Волховстройку, чтобы посмотреть станцию, посмотреть, как собирают эти машины. И они смогут сказать своим товарищам: да, большевики станцию свою строят и достроят!
Это был очень веселый день в лагере. Играли с гостями в волейбол, купались, ходили в соседнюю деревню. Датские товарищи оказались совсем компанейскими парнями. Они плясали по-датски и даже пытались обучить пионеров своей датской песне. Ну, уж из этого ничего не вышло…
Ближе к вечеру, когда датчан провожали к лодке — они отправлялись на стройку, — в самый разгар веселой суеты проводов к Мише подошел Гена Ключников и отвел его в сторону.
— Миша! Ты спроси у них: а предатели там есть?
— Какие предатели?
— Ну, какие! Эти… провокаторы… Как Цехновский…
По такому сложному вопросу объясняться с Эббе было очень трудно. Но Куканов уже давно решил для себя, что ни от каких вопросов своих ребят он отмахиваться не будет… И на целых полчаса задержался отъезд датчан. Пока в кустах у реки Миша и Эббе размахивали руками и пытались понять друг друга, за ними из-за дерева внимательно и нетерпеливо следили Генкины глаза… В общем, договорились! Нет, у датских товарищей провокаторов не было. Действуют они открыто, ни от кого не прячутся, говорит про буржуев всю правду. А если кого буржуйская жизнь больше прельщает — скатертью дорога! Такие коммунистам не нужны — пусть идут на все четыре стороны!..
Уже скрылась за поворотом реки датская лодка, и ребята, разговаривая охрипшими от крика голосами, потянулись к вечерней линейке, на зов горна. Ключников опять задержал вожатого:
— Нет, Миша! Так не бывает, чтобы капиталисты, да еще такие богатые, как эти, датские, чтобы они предателей не искали! Обязательно будут искать, деньгами улещивать, потому что у коммунистов от буржуев всегда секреты будут! И пусть датские ребята не развешивают уши — им это надобно будет сказать! Ты скажи им, Миша!..
И Миша обещал Генке это сделать. И, когда через два дня сбегал в Волхов, специально зашел в шведский домик, где Эббе разговаривал с каким-то шведским рабочим, и передал датскому коммунисту мнение своего пионера. Не потому, что считал Ключникова очень уж большим специалистом по революционному движению, а потому, что всегда выполнял обещание, какое давал ребятам.
Чистка
…И вот уже позади веселые хлопотливые лагерные деньки! Но самые большие хлопоты наступили осенью, когда Куканов снова вернулся в свою мастерскую, а ребята в школу и когда только по вечерам они собирались все вместе.
На Волховстройке шла чистка советского аппарата… Это вот что значило.
Каждый вечер собираются в клубе рабочие, конторские служащие, продавцы из кооперативных лавок. И каждого по очереди обсуждают. Честно ли ты работаешь? Не замечен ли ты в каких-нибудь махинациях с нэпманами, с хозяйчиками?.. Не маринуешь ли в своем столе важные бумаги?.. Не висит ли у тебя на дверях кабинета мрачная надпись «Без доклада не входить», а рабочие часами ждут, чтобы можно было к начальству проникнуть?.. Не обмериваешь ли покупателей, которые пришли в кооперативную лавку, потому что знают — здесь все честно и дешевле? И каждый, кто хочет, чтобы в пашей стране, на Волховстройке не было бюрократов, волокитчиков, нечестных людей, выступает и говорит обо всех непорядках. А на сцене за красным столом сидит «комиссия по чистке». И среди них — машинист локомобиля Петр Иванович Куканов…
Комсомольская ячейка занималась «чисткой» со всей силой и яростью, на какую только были способны комсомольцы. «Летучие отряды» ходили по лавкам кооперации и проверяли, правильно ли работают весы, не обманывают ли покупателей… Это комсомольцы узнали, что бухгалтер Степанчук заработок ученикам выписывает по одной ведомости — они ведь работают на два часа меньше, — а деньги за них получает по другой… Комсомольцы послали новенького рабочего, Васю Караева, получать спецодежду. Он шел от одного канцелярского стола к другому, от второго начальника к третьему… В одном месте ему вычеркивали сапоги, в другом — брезентовый фартук, а в третьем — куртку… Проходив полдня, он на складе получил пару брезентовых рукавиц и то разного цвета и на одну руку… И бумагу с описанием странствий Караева читали в клубе и показывали всем злосчастные рукавицы, и зал дрожал от хохота и криков, а счетовод, ведавший выдачей спецодежды, стоял на углу сцены красный от стыда, позора и страха…