Назавтра пионеры ловили Морковкина на улице — не было терпения дождаться его прихода в ячейку. Морковкин был смущен.
— Тю! Понимаете, ребята, все на этот раз в порядке. Ну, что он раньше никуда не ездил, — это факт! Только вот ничего не докажешь! А вот теперь не числится в командировке! Отдыхает, видишь ли, после поездки… А ведь точно было известно — ему Глотов командировку выписал! Ну и хитер этот Савватеевич! Так все равно поскользнется! Ох, жалко!..
И ребятам было жалко… Им, единственным из всего отряда, было поручено настоящее боевое задание, и вот — ни к чему… Только Миша Куканов не разделял их уныния.
— Вот если разведчиков послали узнать, есть ли на селе противник, а они вернулись и говорят, что там никого нет, — так что же, они не выполнили задания? Выполнили! И вы, ребята, свое боевое задание выполнили. А уж командование будет знать, что делать… Так что нос не вешайте, все было сделано вами по-пионерски!
Мститель Гена Ключников
Оказывается, нет… Больше недели прошло с тех пор. Было воскресное утро, не обещавшее ничего хорошего. Дождь, шедший с ночи, сменился мокрым снегом, предательски покрывшим все лужи. Ни о какой прогулке с ребятами не могло быть и речи, оставалось только днем в пионерской комнате провести соревнование старших звеньев по завязыванию морских узлов… В комнате у Кукановых было тепло и раздражающе пахло пирогами, которые мать жарила на печурке. Даже отец был дома — на Андрюшкину беду… Теперь-то уже наверняка не удастся до обеда сбежать в снежки поиграть…
И в это время открылась дверь, и в ней, без сил от волнения, остановилась, прислонившись к стенке, Тамара Осипова. Такой еще никогда не видел Миша всегда спокойную и рассудительную Тамару… Платок был сбит на сторону, пальтишко не застегнуто, в выкатившихся глазах — слезы ужаса…
— Ми… Миша!.. Генка Ваньку Силина повел… убивать, наверно, будет…
— Что! Ты что, сдурела?!
— Нет! Ничего не сдурела! Ванька — предатель… Как это? Провокатор! Как Цехновский!.. И его Гена с ребятами потащили!..
Миша вылетел на улицу в чем был, без шапки, без куртки… Тамара — за ним.
— Куда они?..
— В подполье… Ну, где прошлым годом картошка была…
Этот старый дом с каменной подклетью был неподалеку. Миша бежал, не разбирая луж, не чувствуя, как снег сечет его лицо… Он рванул полусорванную с петель дубовую дверь, скатился вниз по склизким ступеням и за второй, закрытой дверью услыхал гул мальчишеских голосов, прорезаемый мрачным, не оставляющим тени надежды и снисхождения голосом Генки Ключникова:
— Галстук! Галстук пионерский снимай! Предатель!..
И в ответ ему — захлебывающийся от слез и страха голос Вани Силина:
— Н-неправда! Я не предатель!.. Ребята, честное пионерское! Под салютом всех вождей!..
Миша в изнеможении прислонился к холодной стенке, и она показалась ему горячей… Жив! Успел!.. Он с трудом перевел дух, медленно спустился еще на несколько ступеней и открыл дверь в заброшенный подвал. Стекла в маленьких оконцах под потолком были выбиты, в тусклом и неровном свете осеннего дня лица ребят показались ему серыми, почти незнакомыми. И только через мгновение он рассмотрел, что они не серые, а красные, возбужденные, что ребята дышат, как после долгой игры в лапту…
Здесь были самые старшие пионеры отряда. И Степа Ананьин, и Шурка Магницкий, и Лева Ардашников… Они стояли кружком вокруг Ваньки Силина, бледного, дрожащего… Руки его отчаянно сжимали пионерский галстук, как будто только о нем, о галстуке, и шла речь, как будто только его и необходимо было защитить… А Генка стоял против него — сбыченный, с кулаками в карманах…
— Миша! Миша!.. — услышал Куканов радостный, полный надежды голос Шурки Магницкого.
Ребята расступились, и Миша уселся на какой-то старый ящик, стоявший у стены. Наверху послышался стук двери, торопливые шаги по лестнице, дверь открылась, и в подвал вошел Петр Иванович Куканов. Позади него выглядывало лицо Тамары. Старый Куканов был в своей рабочей куртке, в картузе. Он остановился у двери, оглядел всех присутствующих, вздохнул, залез в карман и вынул кисет. Миша вдруг понял, что и ему хочется закурить, хочется до головокружения, до нестерпимости… Он проглотил наполнившую рот слюну и, обратившись к Генке, сказал:
— Ну?.. Говори! Ты же теперь и за вожатого и за весь отряд. Сам решил… Сам постановил… А я-то, дурак, думал — мне ребята верят! Я же вас никогда не обманул, ни в чем! Ну, что ж ты молчишь? Говори, если ты пионером себя считаешь! Я тебя как член бюро ячейки спрашиваю! И вот тут еще и член партийного бюро стоит. Говори же!