Чувствовал, что если не поделюсь с Лебедевым своими ощущениями, то моё сердце разорвётся, превратившись в очередную размазню на поверхности монорельсы. Его рассудочность могла бы объяснить запутанность моего состояния. Ведь Лебедев читал много книг по психологии.
На пересечении линий, вместо Лебедева, встретил незнакомого парня. У него в плеере так громко играла русская попса, что не было смысла задавать вопрос-приветствие обходчика «Что слушаешь?»
Нарушая этикет, я грубо спросил:
— А где Лебедев?
— Хто? Какой Лебедев?
— Чувак, которого ты заменяешь.
— Он, не вышел на работу. Что слушаешь?
— Ничего, просто наушники по привычке одел.
И это было правдой.
Сегодня мне настолько было достаточно своих мыслей, что не нужны были музыкальные мыслишки незнакомцев.
2
Ни Алтынай, ни Лебедева.
Всё это странно, будто судьба спохватилась, что я перерасходовал лимит счастья.
Вечером отец встретил меня в коридоре пачкой писем. Большей частью от взломщиков, те продолжали слать отклики на объявление о поиске девочки в платьице белом. И очередная Premium-бандероль от Джессики Линс в нагрузку.
— Опять эта премиум-рассылка, — посетовал отец.
Я расстался с Джессикой вчера, а она уже перестала быть личностью: приняла облик торговой марки, чем и была до знакомства.
Одни взломщики писали, что нашли труп девочки в платьице белом. Нужно перечислить деньги на кремацию. Другие предлагали тот же труп, чтоб я мог устроить похороны, согласно традициям. В противном случае, её кремируют и похоронят в общей могиле.
Среди мошеннических конвертов с однотипными штемпелями я вдруг выцепил настоящее письмо. В графе «От Кого» значилось — «Алтынай Ш-ева».
Пальцы дрожали, когда распечатывал. Даже в комнату свою не убежал. Отец понимающе хмыкнул и деликатно удалился. Как бы по забывчивости, унёс и бандероль. Теперь ясно, как она оказывались в его кабинете, а не в мусорной корзине.
Алтынай начинала письмо так:
«Хотела много написать и рассказать, но потом поняла, что всё это не важно. Поэтому буду краткой…»
Естественно, её «кратко» расположилось на четырёх листах, отпечатанного на машинке текста.
Фактически краткая суть такова:
Алтынай тоже в меня влюбилась. Подобное чувство в её жизни впервые было столь сильным. Она не знала, что делать. Когда ей показалось, что у нас всё наладилось, я изменил ей с Джессикой. Изменой в прямом смысле назвать это нельзя, потому что «на тот момент мы не были вместе». Тем не менее, Алтынай считала, что «ей нужно привести свои мысли и чувства в порядок».
Для этого она уезжает к маме в Киев. Алтынай не знала, вернётся ли она в Абрикосовый Сад… («Абрикосовый Сад» зачёркнут и заменён на «Двор Юго-Запад 254», маленькая месть, указывающая на мою провинциальность)
Алтынай спрашивала себя (и меня), «есть ли ей смысл возвращаться туда, где ей сделали так больно?» Алтынай ещё не знала, сможет ли она простить меня (и себя).
Алтынай должна подумать, имеет ли она право требовать от меня чего-либо?
Уф, даже краткое изложение её письма заняло немало места.
3
Письмо Алтынай произвело на меня умиротворяющий эффект.
Всё ясно. Не нужно предполагать, не нужно строить догадки, не нужно фантазировать на тему возможных событий.
Со спокойствием, на которое сам смотрел со стороны, и с удивлением, взял с тумбочки в коридоре «Расписание поездов» на декаду.
ЧэПэ с «Ташкент-Алматы-Новосибирск-Киев-Варшава» не сбило график, просто поезда некоторое время будут ходить в два раза чаще, пока не залатают пробел.
Спокойно нашёл время прихода поезда на Киев.
Ещё более спокойно взглянул на часы. Подсчитал, что письмо Алтынай, если она бросила его в почтовый ящик на Вокзале, шло на сорок минут дольше положенного. И на двадцать пять минут дольше, если кинула в своём домашнем почтовом отделении. Задержка в доставке объяснялась всё тем же ЧеПэ. Людям делать не хер, вот и переписывались. Не стремились быть краткими.
К старому расписанию приплюсовал «двойной график». Второй поезд на Киев будет завтра в 6:40. За двадцать минут до начала моей смены. Можно поймать Алтынай прямо на перроне, не прогуливая работу.
Мне нравилось, что рассуждал зрело, без суетливых попыток бежать в ночь, чтоб разыскать дом Алтынай по адресу на конверте.
Из её письма я на всю жизнь усвоил две вещи:
1. Обещая «быть краткими» люди, даже самые лучшие, такие, как моя Алтынай, всегда врут.