Выбрать главу

Ага, вот и ловушка.

 — Если и пропадал, то мне ничего об этом не говорил. А про подозрительных… Эти работники Информбюро по мне все выглядят подозрительно. Особенно модераторы.

Фрунзик зашёл с другой стороны:

 — А что можете сказать о политических взглядах Лебедева?

 — В политике не разбираюсь и его не спрашиваю. Мы о музыке общаемся, о девочках, жизни. О серьёзных вещах, а не о политике.

 — Основываясь на ваших показаниях и показаниях свидетелей, я могу сделать вывод, что Лебедев был вашим лучшим другом. Не верю, что с лучшим другом не болтали за политику.

 — Поэтому и лучшие друзья.

Фрунзик сел обратно на стул и уставился в пол. Пожилой милиционер сложил пальцы щепоткой и плюнул. Зашуршал блокнотом так, будто это его собственность.

Утомительное молчание в плазменном жёлтом мареве.

 — Меня этот свет доконает, — простонал Фрунзик.

Подбежал к стене и стал щёлкать выключателями. Бесполезно. Другие лампы давно перегорели, осталась самая противная. У людей так же, самые противные — всегда самые стойкие.

 — Другого света не существует, — ухмыльнулся Юра Борос.

Фрунзик недовольно упал на стул:

 — Лех Небов, не передавал ли вам гражданин Лебедев на хранение или в пользование каких-либо предметов? Писем, телеграмм или документов?

 — А так же постеров, аниматин и оттисков? — добавил пожилой.

Я стал спешно вспоминать, чем делился Лебедев. Вроде бы все листовки я заставил его выкинуть:

 — Ничего такого. Кассета разве что.

 — Что за кассета?

 — Группа «Аквариум», альбом «Радио Африка».

Фрунзик вяло восхитился:

 — «Рок-н-ролл мёртв» — отличная песня.

 — Гениальная.

Снова опустилось молчание. Жёлтый свет одерживал победу над нашим энтузиазмом поскорее закончить допрос. Он как бы давил нас к стульям, нашёптывая: «Прошло всего полтора часа. До утра ещё далеко».

 — А письма он вам писал?

 — Писал, конечно. И телеграммы слал. Но редко. Мы же каждый день на работе видимся.

Фрунзик спросил, когда было последнее письмо и какого содержания. Выслушав ответ, обескураженно замолчал, будто извинялся, что не может придумать больше вопросов.

Юра Борос дочитал блокнот. Открыл на первой странице и принялся перечитывать. Первый поклонник моего писательского таланта.

4

Потом они, мешая обращения на «вы» и «ты», стали задавать разнообразные вопросы, словно соревновались друг с другом в скорости.

Что я думаю о безопасности на железной дороге?

Нужно ли запретить сеть «Глобальная Перевозка™» из-за пропажи поездов? Или как-то её реформировать?

Спрашивали о работе, о коллегах. Есть ли у меня с ними конфликт? Доволен ли начальством и условиями труда? А зарплата как? Хватает на жизнь? Рост цен не беспокоит?

Фрунзик даже проявил человечность:

 — А чего ты с кассетным плеером ходишь, как чмо? Денег нет на компакт-диск-плеер? Он удобнее, можно треки выбирать, и карандаш для перемотки кассет не нужен.

Спрашивали, цепляюсь ли я за скобы, во время прохождения составов, как делают многие обходчики для развлечения? Вопрос с ловушкой, ведь в прошлый раз они меня уличили:

 — Раньше да, но теперь нет. Понял, что это опасно.

Юра Борос плюнул на пальцы, но не перевернул уже мокрые страницы, а поднял голову:

 — Сериалы читаешь?

 — Конечно, что я дикий человек что ли?

 — Как тебе последняя Баффи?

 — Пойдёт, — соврал я. На самом деле, так и не нашёл время для чтения.

Пожилой милиционер тоном критика заявил:

 — А по-моему сериал скатился в говно. Писатели одно и то же пишут. Повторяются.

Тут Фрунзик, как бандит из-за угла, выпалил:

 — Участвуете ли в обсуждениях на форумах общественных инфостендов? Нет? А почему?

 — Говорил же, не интересуюсь политикой.

 — Где я упомянул слово «политика»? — Фрунзик победоносно глянул сквозь жёлтые разводы света, похожего на дым.

Юра Борос вступил на место коллеги:

 — Судя по почтовому индексу Джессики Линс из вашего блокнота, интересуетесь аниматинами, да?

 — Как и все.

 — А какими? Ну, хе-хе, кроме порно?

Я покраснел, Стоило один раз поинтересоваться порнушкой, как приняли меня за фаната. Глупые менты даже не представляют, что я делал с этой Джессикой вживую!

 — Мне нравятся работы Шай-Тая. Индекс этой, как её, Джессики, я не для себя записал. Для друга.

 — Для Лебедева?