Нет, тоже не пойдёт. Ведь Алтынай сказала, что не ляжет спать, пока не получит весть от меня. Значит никаких маечек и сисечек.
Попросил новый бланк.
Телеграфистка ночной смены недовольно выдала бумагу:
— Давай скорее, не один ведь.
Я оглянулся на пустой зал почты. Верхний свет не горел. За стеклянной дверью, в дальней, фоновой темноте светилась многометровая вывеска «Вокзал Юго-Запад / Узел 254» Возле двери кадка с деревом. В ней, привалившись к стволу, но одновременно скрутившись в калач, спала кошка. Вторая кошка громко лакала воду из миски в углу. Телеграфистка была экранирована от ночной пустоты стеклянной перегородкой, в которой отражался свет настольной лампы.
Все усилия вложил в написание нужных слов, лишь бы не думать о Лебедеве. Нелепо припомнил, что герои моего первого большого романа, что хвалил мент-писатель, говорили легко и без запинок. Мои герои знали нужные слова.
Но это неправда.
Когда произошло нечто страшное, именно слов и не хватало. Даже при самом богатом словарном запасе. А в моём романе происходило много страшного. Сплошные убийства, резня и секс на хлюпающем кровью полу.
«Спокойной ночи, любимая. Меня отпустили, всё в порядке»
Да что это такое!
В каком порядке?
Всё просто пипец, как плохо — Лебедева убили. Самого незлобного и умного из моих друзей.
Я упал на скамейку и закрыл лицо ладонью с зажатым в пальцах бланком. Чернила на бумаге размазались от внезапного пота, выступившего на моём лице.
— Эй, ты чего? — спросила телеграфистка, высунувшись из своего окошка.
Не смотря на тревогу в голосе, очевидно, что она обрадовалась происшествию. Засунулась обратно и стала снимать с полки аптечку, задавая скорострельные вопросы:
— Голова кружится? Тошнота? Сознание теряешь? Ты не наркоман?
Ещё один допрос.
— Мало ел сегодня. А ещё друг умер. Дайте новый бланк. И я не наркоман.
7
Проснулся от того, что отец тряс меня за плечо:
— Лех, опоздаешь же. Почти семь.
Поднялся и сел на кровати. Обнаружил, что уснул в одежде.
Ночью, после отправки телеграммы, пришёл домой и полагал, что не буду спать, размышляя о загадке смерти Лебедева. Так и вырубился.
Приснились кошки. По очереди они запрыгивали мне на грудь и царапали когтями. Грудь болела и наяву: уснул, навалившись на плеер.
— Чего кислый такой? — спросил отец.
— Кошки на душе скребут.
Отец протянул мне пачку писем и бандероль Джессики:
— Утренняя почта.
Взял письма, не обратив внимания на бандероль. Навряд ли, там по новой лежало письмо от порнозвезды.
Отец забрал бандероль себе, как в прошлый раз:
— В мусорку отнесу.
Среди этих конвертов мистически сияло письмо с обратным адресом Лебедева. В углу стоял штемпель услуги «Отложенная отправка».
Судя по дате, Лебедев написал его после того, как поведал мне о том, что знает, где найти поезд. Я отказался помочь ему в расследовании. Вместо этого катался с Джессикой по Шестой Стене, занимался сексом и героически дрался с гопниками.
Кошки снова вскочили на грудь.
— «Если бы ты пошёл с ним, ничего бы не случилось» — мяукала первая кошка.
— «Нас обоих убили бы» — защищался я.
— «Не оправдывайся, мяу», — запустила в меня когти вторая кошка. — «Друг просил о помощи. Если дело опасное, должен был его отговорить».
— «Должен был» — согласился я.
Кошачья логика безупречна.
— «Вот и получай за это, мур-р-р-р» — и обе кошки вонзали когти поглубже.
Я вскрыл конверт.
8
Отпечатанных на машинке листов был много для дружеского письма. Начиналось оно, впрочем, обычно:
«Привет, Лех. Во-первых, хочу сказать, что не обижаюсь на твоё решение не участвовать в расследовании. Понимаю, у тебя в жизни, на данный момент, происходит важная любовь. Соответственно, ценностное восприятие искажено вопросом полового отбора.
Во-вторых, попробую объяснить на будущее, когда твои гормоны улягутся, мотивы моих поступков. Ведь я кое в чём виноват перед тобой, кое-что скрываю. Заранее прошу прощения, это было сделано в твоих интересах, чтоб не подставлять тебя под подозрения спецслужб.