— А зачем в составе поезда цистерны и холодильники с мясом? — спросила меня Алтынай. — Понятно, что для вагона-ресторана, но не в таком же количестве?
— Тормоза на водяном охлаждении. В двигателе вода используется в топливной реакции. Во время движения стены вагонов разогреваются. Вода нужна для системы охлаждения.
— Ну а десять вагонов с мясом? Даже если все пассажиры вдруг захотят бифштекс, им столько не сожрать.
— Думаю, это контрабанда, что перевозят начальники Вокзалов в неучтённых вагонах.
Нам навстречу попались два пассажира. Оба несли на спине по набитому мешку.
— Что там водники, не спят? — спросил меня один пассажир.
— Не спят, — как можно увереннее ответил я.
Второй пассажир осмотрел нас:
— Где форму железнодорожников достали?
— В техническом вагоне.
Пассажир опустил мешок на землю, от него полетела белая пыль:
— Давай махнёмся? Я тебе четверть мешка муки, а ты мне комбез?
— Нет, спасибо.
— Смотри, парень, жрать захочешь, сам прибежишь.
Пассажир взвалил мешок на спину, поясняя товарищу:
— Комбезы у железнодорожников крепкие и удобные. Самое то в нашем положении.
Мне так не понравился взгляд носителя муки, что просто подхватил Алтынай под локоть и повёл дальше.
— Если передумаешь, парень, ищи меня у сорокового вагона, — крикнул он вослед.
7
Я и Алтынай шагали и шагали вдоль вагонов.
Мы были призраками из потустороннего мира. Кроме носителя муки, никто не обращал на нас внимания. Встречные или огибали нас, или мы огибали их. Возникло даже чувство безопасности, насколько оно было возможным в таких условиях.
Это позже, когда повзрослел, понял, что укоренившееся ощущение безопасности — первый шаг к беде.
Беда объявилась в виде солдата, перегородившего нам путь. Выскочил из двери вагона, обрушившись со словами:
— Стоять, куда идёте?
— Сороковой вагон, — ответил я, отводя Алтынай за спину.
Солдат постоянно поправлял каску, сползающую набок:
— Я сказал, стоять! Откуда у вас форма железнодорожников?
— В техническом вагоне взяли, — пискнула Алтынай.
— Кто вас туда пустил? — Надвинулся на нас солдат. — Эй, да вы не с поезда, что ли?
Я сжал локоть Алтынай. Она ответила кивком головы.
Одновременно мы развернулись и бросились бежать. Громко топоча кирзовыми сапогами, солдат погнался за нами.
Я был так занят поиском возможности улизнуть, что не придал значения тому, что солдат бежал молча. Изредка доносился его задыхающийся голос, похожий на просьбу:
— Стойте, ну, стойте же. Мне нужно кое-что спросить у вас.
Ага, так мы и поверили!
На каждом вагоне имелась лесенка на крышу. Можно запрыгнуть и перелезть на ту сторону состава. Пока воин будет разглядывать, куда мы делись, есть возможность оторваться от преследования.
Правда, я прекрасно знал, сколько времени понадобится Алтынай на то, чтоб допрыгнуть до лесенки: ровно столько, чтоб солдат успел поймать меня, подсаживающего её снизу.
Другой вариант — скользнуть внутрь вагона. Но что бы это дало? Ведь мало ли что там сейчас в вагонах? Вдруг коридоры перегорожены или закрыты?
— Видишь вагон с приоткрытой дверью? — спросил я Алтынай. — Сразу за ней будет лесенка на крышу. Я тебя подсажу.
— А потом?
— Потом подашь мне руку.
— Ты уверен?
— Да, уверен, не пропусти момент!
Мы остановились, я обхватил Алтынай за талию и почти подбросил. Она ловко вскарабкалась по лесенке. Запрыгнул вслед за ней, как солдат настиг меня и сдёрнул вниз.
Под тяжестью его тела я упал на платформу и больно ударился подбородком, даже что-то в шее хрустнуло. Попробовал перевернуться на спину или встать, чтоб дать отпор, но солдат был крупнее и сильнее.
Тем более он говорил так странно, что я перестал трепыхаться.
— Тихо, тихо ты, — умолял солдат. — Просто подтверди, что вы не с поезда?
— А какая разница? — уклончиво ответил я.
Солдат лежал на мне и шептал в ухо, обдавая запахом табака и перегара:
— Если вы с поверхности, значит, скоро поезд найдут? Хотя вы не похожи на спасательную бригаду.
Не успел ответить, как раздался визг Алтынай и железный стук по каске солдата. Тот вынужден был слезть с меня.
Вскочив на ноги, увидел, что Алтынай сняла затворку вентиляционного люка, что имелся на крыше, и колошаматила им солдата. Все удары приходились на каску, отчего та глубоко надвинулась на его глаза. При этом солдат как-то покорно сидел на земле и повторял: