Отводя заботливую руку Алтынай, я прохрипел:
— Нужно… остановить.
— Что?
— Поливать меня. И нужно остановить людей. Им нельзя в туннель, их же размажет.
Алтынай обиженно убрала кастрюлю:
— Фрунзик этим и занят.
Я подошёл к двери. Были слышны редкие выстрелы, шарканье ног и окрики Фрунзика:
— Остановитесь! Вы погибнете. На гиперзвуковых путях опасно!
Ответом был неразборчивый рёв, сильно напоминающий проклятья.
Выйти на перрон мне не дал поцарапанный солдат. Молча втолкнул меня обратно и задвинул дверь.
Зашипев сжатым воздухом, дверь плотно закупорила вагон.
Для формальности я проверил дверь в смежный вагон. Заперта. Окна тоже заблокированы, а ключа нет на обычном месте.
В шкафу с одеждой нашёл полотенце и вытерся насухо. Проверил шкафчик с оружием. Там были только коробки с патронами. Впрочем, был бы там автомат, всё равно не помогло бы — я не умею с ним обращаться.
5
Крики и выстрелы за стенами постепенно редели. Паузы тишины становились длинными, наполняясь нашим ожиданием.
Я и Алтынай сели в обнимку на диване.
— Что будет с людьми, Лех? — спросила Алтынай.
— Пока толпы добредут до станции, многие погибнут.
— Можно прятаться в закоулки, где мы целовались.
— Хорошо, если догадаются. Но все не поместятся.
Алтынай закрыла глаза руками:
— Там же детки в толпе. Ужас.
— Среди пассажиров много железнодорожников, будем надеяться, они возьмут руководство, покажут куда прятаться. Как бы жестоко не звучало, но чем больше людей попадёт под поезд, тем лучше для остальных. Размазня из одного человека незаметна для движения состава, а вот десяток или сотня — уже повод для подозрения. На первой же станции заметят и остановят всё движение на Узле.
— Что заметят?
— Кровь от размазни.
— Ужас, что ты говоришь. Что за слово идиотское «размазня»?
— Прости, профессиональная привычка.
За дверью послышался голос солдата:
— «Да. Нет. Так точно. Ясно».
Алтынай вздрогнула:
— А с нами что будет?
— Всё будет хорошо.
Алтынай покачала головой:
— Говоришь, а сам не веришь. Из-за нас заложники разбежались. Просто так не отпустят. Мы слишком много знаем. Нас уберут как свидетелей.
— Блин, Алтынай, где ты понабралась подобных идей?
— Любила читать шпионские сериалы. Помнишь «Секретные материалы», про Агента Скалли и Малдера? Там хорошо написано про то, как в правительстве поступают с неугодными свидетелями.
— В этом ты похожа на Лебедева. Он тоже самое худшее фантазировал.
— Он был реалист.
Погладил её по волосам:
— Согласен. Конспирологические теории Лебедева оказались правдой, а мои, типа реалистические размышления, — наивность дурака.
— Ты не дурак. Ты хороший. Ты как Волька. Но у него есть цель в жизни, а ты ещё не нашёл.
Я театрально схватился за виски и, поделывая голос Фрунзика, простонал:
— Откуда ты, такая умная, взялась на мою голову?
6
Дверь вагона зашипела и раскрылась. Вошёл Фрунзик, запинаясь о железные ступеньки. Волосы мокрые от пота, в руке сжимал пистолет. Широко открытые глаза не моргали, будто увидел нечто страшное и до сих пор не может прийти в себя.
Не отпуская пистолета, налил в кружку тёплой воды из чайника и залпом выпил.
Попробовал пригладить волосы. Увидел на спинке дивана свою фуражку. Взял её в руки, повертел, всматриваясь в золотую бляху с милицейским гербом на тулье. Натянул на голову, задев себя дулом по лбу. С недоумением посмотрел на пистолет, будто вспоминал, что это такое. Засунул оружие в кобуру.
— Управлять людьми трудно, — сказал он и устало сел на диван рядом с нами.
Алтынай поднялась и перешла на мою сторону, подальше от него.
— Сразу после похищения пассажиры вели себя смирно, без паники, — продолжил Фрунзик. — Сначала люди ждали помощи, думали, что на путях произошла авария и поезд временно отогнали на запасную монорельсу. Мы специально некоторое время держали их в неведении.
— Капитан и пилоты разве не ваши сообщники?
Фрунзик почесал синюю щетину на подбородке:
— Первоначальный план был подкупить пилота. После первого подхода и намёков поняли, что он человек идейный. Деньги взял бы, а сам бы пошёл докладывать начальству.
Забавно, как мы поменялись ролями. Теперь я вёл допрос и знал, что имею моральное право: