На протяжении последних двенадцати лет бесследно исчезли по крайней мере три девятилетние девочки. Одну из них нашли потом мертвой в дюнах близ Ришон-ле-Циона, там, где патрульные машины обязательно останавливаются, заметив, что песок выглядит темнее обычного. Две до сих пор числились пропавшими без вести. Первая – Дафна Айзнер; последняя – Яара Гусман. О девочке, тело которой нашли, – русской по имени Надя Веславская, я никогда не слышал. Между тремя жертвами не было ничего общего – ни в происхождении, ни по месту проживания. Даже их поискам полиция уделила разное время. Зато, если судить по фотографиям, внешне они были похожи. Как сестры или близкие подруги, решившие одинаково одеться на школьную вечеринку. Все три светлокожие, все три с длинными волосами, все три тоненькие и оттого казавшиеся особенно хрупкими.
5
Воскресенье, 5 августа 2001, вечер
В половине девятого я вышел из дому и медленным шагом, пытаясь поймать хоть намек на ветерок, двинулся по улице Бен-Йехуда. На углу улицы Гордон я остановился возле киоска и купил лимонный сорбет, надеясь хоть как-то охладиться. Без десяти девять я добрался до кафе «Гордон», сел за угловой столик и заказал кофе гляссе. Пока я пил, о мои брюки терся карликовый шнауцер, похожий на половую щетку. Не успел я сделать последний глоток, как на стул рядом со мной плюхнулся Гастон, подхватив обеими руками искалеченную ногу и пристроив ее под столом.
– Шалом, профессор.
– Терпеть не могу, когда ты меня так называешь.
Если верить удостоверению личности, Гастону Розенбауму исполнилось 62 года. Его тазовые кости держались вместе только благодаря куче платиновых штырей, а одна нога была из-за неудачной операции короче другой на пять сантиметров. Несмотря на это, если бы меня пригласили выйти против него на ринг, я бы сделал вид, что занят. В 25 лет он входил в сборную Румынии по классической борьбе, а после переезда в Израиль увлекся айкидо и дошел до третьего дана. Об айкидо мне известно очень немного, но как-то раз Гастон предложил мне пробный урок, большую часть которого я провел на земле с застывшим на лице выражением изумления. Кроме того, в том, что касается криминологии, он действительно был профессором. Я познакомился с ним в 1974-м, когда искал одного художника-трансгендера, разрезавшего своего любовника на шесть равных частей. От кого-то я слышал, что в Тель-Авивском университете есть поразительный человек, который «про убийства знает все». Как вскоре выяснилось, это была очень скромная оценка. Над бычьей шеей Гастона располагалось вместилище такого количества информации, которому позавидовал бы не один архив. Он помнил каждый случай и умел находить между разрозненными фактами такие связи, о которых никто другой даже не догадался бы. Но даже с его помощью мое расследование топталось на месте. На протяжении восьми месяцев, что оно продолжалось, я не раз готов был отступиться, зато он ни на секунду не терял терпения. Как-то раз, одной особенно долгой ночью, я позволил себе высказаться на эту тему. Он взглянул на меня со странной полуулыбкой и сказал, что терпению его научила тюрьма. Я отпустил довольно плоскую шуточку типа: «Ну да, каждый знает, что все румыны – прирожденные воры», но он продолжал смотреть на меня в упор, вынуждая спросить, за что все-таки его посадили. Что я и сделал.
– За убийство, – ответил он.
Как у большинства выдающихся спортсменов коммунистической Восточной Европы, в молодости у Гастона была прекрасная квартира. Он жил в центре Бухареста со своей подругой Таней, ватерполисткой национальной сборной. Даже тридцать лет спустя глаза Гастона каждый раз, когда он говорил о ней, заволакивала пелена страсти, заставлявшая меня краснеть. Таня – высокая мускулистая блондинка – выведывала у него самые потаенные фантазии и помогала ему их воплотить. В процессе она с таким исступлением выкрикивала его имя, что соседи, сталкиваясь с ними на лестничной площадке, отводили взгляд. «Это была прекрасная жизнь, – с нехарактерной для него горечью говорил Гастон. – Если не замечать голодных детей на другой стороне улицы».
Однажды, вернувшись с тренировки домой, Гастон обнаружил, что Таня неподвижно лежит в постели, с головой накрывшись одеялом. Он сел рядом и спросил, что случилось. Она сжалась в комок, обхватила руками живот и ничего не ответила. Только через два часа бесконечных уговоров она приподняла голову и произнесла одно слово: «Нику». Дальнейшие объяснения не требовались. Каждый в Румынии знал, что Нику, младший сын диктатора Николае Чаушеску, имел привычку крутиться возле спортсменок, выбирать самых красивых и насиловать. Самым известным стал случай Нади Команечи, которая, чтобы избавиться от него, дважды пыталась покончить жизнь самоубийством. Но и другие, менее известные спортсменки, подвергались тому же унижению.