Наконец она промолвила:
— Я клялась послушно подчинить воле святых отцов свою собственную волю, мои желания и стремления, мою жизнь. Я клялась служить святой, единой душеспасительной церкви всеми доступными мне способами, не пренебрегать никакими средствами, не гнушаться ничем, что может вести к цели, так как цель оправдывает средства и нет преступлений, если они совершаются во славу Бога и святой церкви!
— Ad majorem Dei gloriam!* — произнес лорд Дуглас, благочестиво сложив руки. — А ты знаешь, что тебя ожидает, если ты преступишь свою клятву?
— Меня ожидают позор на земле и вечная погибель.
* К вящей славе Божьей.
— А что ожидает тебя, если ты останешься верна своей клятве и будешь исполнять все данные тебе повеления?
— Слава на земле и вечное блаженство на небесах!
— Следовательно, ты будешь королевой на земле и на небесах. Тебе, значит, известны святые заповеди общества и ты помнишь свою клятву?
— Да, помню!
— Тебе известно также, что святой Лойола, покидая нас, дал обществу Иисуса в Англии своего главу — генерала, которому все братья и сестры должны слепо и беспрекословно повиноваться?
— Я знаю это!
— А ты знаешь, по какому знаку члены союза могут узнать своего генерала?
— По кольцу Лойолы, которое он носит на первом пальце правой руки.
— Вот это кольцо, смотри! — сказал граф, протягивая руку.
Леди Джейн вскрикнула и, почти потеряв сознание, опустилась к ногам отца.
Лорд Дуглас поднял ее и, заключив в свои объятия, с ласковой улыбкой произнес:
— Ты видишь, Джейн, что я — не только твой отец, но и твой учитель. Ты будешь повиноваться мне, не правда ли?
— Я буду повиноваться! — произнесла она беззвучно и поцеловала руку, на которую было надето роковое кольцо.
— Ты будешь для Екатерины Парр, по твоему выражению, змеей, соблазняющей ее на греховные поступки?…
— Да, буду.
— Ты поведешь ее ко греху и соблазнишь ее на любовь, которая послужит к ее гибели?
— Я сделаю это, мой отец.
— Теперь я назову тебе того, кого она должна полюбить и кто должен быть орудием ее гибели. Ты будешь содействовать тому, чтобы королева полюбила Генри Говарда, графа Сэррея.
Леди Джейн невольно вскрикнула и ухватилась за спинку стула, чтобы не упасть.
Отец посмотрел на нее гневным, пронзительным взором и воскликнул:
— Что означает этот возглас? Почему тебя так поражает этот выбор?
Однако леди Джейн быстро овладела собою и ответила:
— Меня это поразило потому, что граф уже обручен.
Странная улыбка мелькнула на устах ее отца.
— Не впервые случается, — сказал он, — что женатый человек становится опасным для сердца женщины, и часто именно такого рода препятствия еще более разжигают пламя любви. Сердце женщины преисполнено противоречием и настойчивостью.
Леди Джейн потупилась и ничего не возразила. Она чувствовала на себе острый, проницательный взгляд отца и знала, что он читает в ее душе даже тогда, когда она не смотрит на него.
— Итак, ты больше не противишься? — спросил он наконец. — Ты внушишь юной королеве любовь к графу Сэррею?
— Я попытаюсь, отец!
— Если ты возьмешься за дело с искренним желанием успеха, то будет полная удача. Ты сама говорила, что сердце королевы еще свободно; значит, имеется благодатная почва, на которой брошенное семя даст роскошный плод. Екатерина Парр не любит короля; ты научишь ее полюбить графа Генри Говарда.
— Однако, отец, — сказала леди Джейн с иронической улыбкой, — для достижения результата необходимо прежде всего обладать магической формулой, в силу которой граф первый воспылал бы любовью к королеве. У нее гордая душа, и она никогда настолько не потеряет собственного достоинства, чтобы полюбить человека, который не пылает к ней страстью. У графа имеется не только невеста, но, как говорят, еще и любовница.
— А, значит, ты считаешь недостойным для женщины полюбить мужчину, который не боготворит ее? — спросил граф многозначительным тоном. — Я рад слышать это от моей дочери; в таком случае я могу быть уверен, что она не полюбит графа Сэррея, известного повсюду под именем «покорителя женских сердец». Без сомнения, твоя умная головка предугадывала, какое поручение я возложу на тебя относительно графа; в противном случае казалось бы странным, что у тебя имеются такие подробные сведения о частной жизни графа. Впрочем, ты ошибаешься; если бы высокопоставленная, но тем не менее очень несчастная дама действительно полюбила графа Сэррея, то ее участь была бы такой же, как и всегда бывает: ей пришлось бы покориться судьбе.