Беспокоилась Кэтрин только о матери, которая решила остаться на службе у королевы вместе с Анной даже после того, как ее милость прошлым летом была удалена от двора. Теперь королева Екатерина жила в поместье Мор в Хартфордшире, ранее принадлежавшем кардиналу Уолси. Служили ей, как прежде, но на оставшихся при ней слуг король смотрел с подозрением, и над их головами сгущались тучи. Кэтрин могла только аплодировать матери, которая осталась верна своей госпоже, но тем не менее предпочла бы, чтобы та самоустранилась. Дядя Уильям наверняка мог получить для нее место у леди Анны. Он посодействовал тому, чтобы Эдвард Сеймур обеспечил пост при дворе закончившему учебу Уиллу, и теперь оба они — дядя и брат — были в большом фаворе у короля. Слава Богу, упрямая материнская верность королеве не повлияла на это. Но как знать. Король в последнее время отличался непостоянством, как она слышала, и мог лишить своей милости любого по мимолетному капризу. Ну почему мать и Анна не вернулись в Рай-Хаус! Но, может, не стоит корить свою родительницу, — упрекнула себя Кэтрин; вероятно, та знает, что делает, поступая так, как велит ей совесть.
В начале декабря, когда Кэтрин занималась радостными приготовлениями ко второму Рождеству в Киртоне, ей доставили письмо, надписанное элегантным почерком Анны.
«Дорогая сестра, у меня тяжелые вести» — так начиналось это послание. Кэтрин читала дальше, не в силах поверить. Мать умерла. Началось все с простуды, но потом болезнь перешла на легкие, и никто, даже личный врач королевы, не смог ее спасти.
Она ушла безвозвратно. Ее жизнь в этом мире теперь — закрытая книга. Ей было всего тридцать девять, еще рано умирать. Кэтрин не могла осознать случившегося; реальность смерти самого близкого человека потрясла ее слишком сильно. Она знала, что мать пребывает с Господом и нужно радоваться за нее, но как ей жить теперь, чем заполнить пустое место в сердце, прежде занятое матерью?
Кэтрин встала на колени посреди разложенных на полу подарков.
— Святая Мария, Матерь Божья, молись за нас, грешных, ныне и в наш смертный час, — произнесла она. — О Господь, даруй ей вечный покой. Милостивый Отче, услышь наши молитвы и утешь нас. — По щекам ее лились слезы. — О мама! — возопила Кэтрин.
В таком положении и застал ее вбежавший в комнату Эдвард.
Немного успокоившись, Кэтрин перечитала письмо Анны. Сестра сообщала: королева Екатерина была очень добра и сказала, что та может оставаться при ней сколько хочет. Ценя это благодеяние, Анна тем не менее призналась, что хотела бы уехать из Мора. Там было очень грустно, и тоска ее увеличилась вдвойне со смертью матери. Она не отказалась бы служить при дворе леди Анны, но чувствовала, что, позволяя себе мечтать об этом, предает королеву и память матери. Бедная Анна! В шестнадцать лет вполне естественно стремиться к радостям жизни. А какие радости могут ждать ее на службе у опальной королевы?
Уилл и дядя Уильям присутствовали на погребении. Мать положили рядом с отцом, в капелле Святой Анны монастыря Черных Братьев. Кэтрин провела целый день в церкви, молясь об упокоении ее души. Вскоре после этого дядя Уильям прислал посылку. Внутри Кэтрин нашла крестильную пелену королевы и семнадцать украшений, завещанных ей матерью. Когда блестящие вещицы высыпались из бархатного мешочка, Кэтрин с болью в сердце узнала любимое кольцо матери — с ромбовидным бриллиантом в оправе из черной эмали. Там были еще подвески, пара гранатовых браслетов, а также миниатюра с изображением короля и королевы — красивые вещи, которые рад был бы получить любой, но Кэтрин отдала бы их все за возможность вернуть мать.
Дядя Уильям написал, что Мод завещала деньги на основание школ и приданое для самых бедных девушек из числа своих многочисленных родственниц. Это был типичный для нее поступок, она всегда отличалась добротой. Кое-какие украшения мать оставила и своей невестке Энн Буршье, но их передадут ей лишь после того, как будет доведен до окончательного заключения ее брак с Уиллом. Читая это, Кэтрин удивленно вскинула брови. Энн, вероятно, уже исполнилось четырнадцать, и она вполне могла бы разделять ложе с мужем. Но, очевидно, они пока так и не начали жить вместе. Уилл никогда не упоминал о ней в письмах, и у Кэтрин сложилось впечатление, что он вполне доволен жизнью вдали от своей суженой. Брат и самой Кэтрин теперь казался таким же далеким, как Рай-Хаус. Ей очень хотелось бы находиться рядом с ним и дядей в столь горестное время. Это было бы так утешительно. Но на дорогах в ту пору стояла непролазная грязь, и поездка превратилась бы в тяжелое испытание.