Я умоляла Мэйсона спасти ее.
— Дай ей «Воскрешение», — говорила я, уткнувшись лицом в подушку и рыдая. Смотреть на мертвую крольчиху, лежащую на полу клетки, было невыносимо. Мэйсон сел рядом и начал гладить меня по голове.
— Не плачь, — тихо сказал он. — Я понимаю, ты расстроена. Ты любила Джинджер. Но, к сожалению, я не могу помочь, Дэйзи.
— Почему? — спросила я, всхлипывая.
— Потому что «Воскрешение» разработано не для кроликов.
— Откуда ты знаешь? Ты разве пробовал? — кричала я. Мэйсон погладил меня по спутанным волосам и вздохнул.
— Дэйзи, — сказал он, — у кролика был рак. Ты знаешь, что это такое?
— Да!
— Мы знаем, что действие «Воскрешения» ограничено, — продолжал Мэйсон будничным голосом, словно зачитывая доклад перед начальством, а не утешая приемную дочь.
— И что это значит? — спросила я, продолжая лежать, уткнувшись носом в подушку.
— Значит, что состав действует не на все тела.
— Только на тела людей? — спросила я.
— Нет, на крыс тоже, но дело не в этом, — объяснил Мэйсон. — Состав воздействует только на тела, бывшие здоровыми на момент смерти. На людей или животных, погибших внезапно и не от смертельного заболевания.
— А какие бывают смертельные заболевания? — спросила я, оторвав лицо от подушки и глядя на Мэйсона снизу вверх. Любопытство взяло верх над грустью, и я даже плакать перестала. Мэйсон на какое-то время задумался, очевидно, решая, какими словами легче объяснить суть семилетнему ребенку.
— Смертельное заболевание — это тяжелая болезнь, которая…
— Как насморк?
— Тише, дай мне закончить, — сказал Мэйсон, гладя меня по руке. — Да, как насморк, но намного хуже. Обычно ими не заражаются от других, и вылечить их при помощи лекарств не получается.
— А у меня будет такое заболевание? — спросила я, сев на постели. — Я не хочу опять умирать! Это больно!
— Нет, — сказал Мэйсон с уверенностью. — У тебя не будет смертельного заболевания, и ты не умрешь снова. Но, Дэйзи, послушай. У Джинджер был рак. Это смертельное заболевание. Неизлечимое, то есть сделать с ним ничего нельзя. Понимаешь?
Я посмотрела на стоящую у двери клетку и на безжизненное тело кролика, но возражать Мэйсону больше не стала.
— У Джинджер была хорошая жизнь, Дэйзи. Тебе должно быть легче от этой мысли.
— Нет, не легче, — честно призналась я.
Мэйсон слегка улыбнулся.
— Значит, со временем станет лучше, — сказал он, взяв клетку с мертвым кроликом и выходя из комнаты.
Проехав еще тридцать миль, мы с Мэттом останавливаемся на бензоколонке. Мэтт заправляет машину и, расплатившись за бензин, отправляется в магазин, чтобы купить еды. Я вижу через окно, как он ходит между полками в поисках чего-нибудь вкусного. Взяв в руку упаковку лакричных конфет, он демонстрирует ее мне, и я качаю головой, показывая, что предпочла бы что-нибудь другое. Тогда он берет шоколадку, но я корчу гримасу, и Мэтт кладет ее на место.
В конце концов он берет с полки пакет чипсов. Я поднимаю вверх большие пальцы обеих рук и медленно произношу слово «кола». Он внимательно смотрит на мои губы, потом поднимает глаза и, встретившись со мной взглядом, смеется. Я тоже смеюсь. Похоже, мы оба рады возможности расслабиться, занявшись чем-то незначительным, вроде выбора между чипсами и шоколадом, чтобы забыть на время о страшном несчастье, постигшем Одри.
Мы едем без остановок почти пять часов. Я открываю пакет с чипсами, и в этот момент мой телефон начинает звонить. Хотя я уверена, что Мэйсон пока не закончил тестирование Вэйда и будет работать с ним еще пару часов, я точно знаю, что звонит он, чтобы узнать, как у меня дела. Разговаривать с ним я не готова. Лгать по поводу того, где я нахожусь, не хочется, а если рассказать правду, он будет пытаться заставить меня вернуться.
— Стоит рассказать родителям, где ты, — говорит Мэтт, догадавшись, о чем я думаю.
— Они и так потом узнают. Я оставила записку.
— Да, но нужно сказать им, что все в порядке. Родители волнуются.
— Да, серьезно? — спрашиваю я. — А ты что сказал родителям, когда уехал?
Мэтт смотрит на меня, потом снова переводит взгляд на дорогу.
— Сказал, что еду к тебе, — отвечает он буднично. — Они мне доверяют.