На лице Мэтта снова отражается интенсивный мыслительный процесс.
— Более странной штуки я в жизни не слышал, — говорит он. Голос его звучит монотонно. Его взгляд рассеянно скользит по комнате, падая то на меня, то на письменный стол, то на пустые стены, как будто Мэтт пытается найти там ответы на возникшие у него вопросы. Он тяжело и шумно дышит; очевидно, мой рассказ потряс его до глубины души.
— Да, я понимаю.
— И… знаешь, я не… в смысле, я не уверен, что хочу об этом знать, — признается Мэтт. Помявшись, он вытирает вспотевшие ладони о джинсы. — В смысле, что я буду со всем этим знанием делать? — спрашивает он. — Если твое лекарство не может помочь Одри, так что толку мне знать, что оно есть? Это несправедливо.
Договорив, Мэтт опускает глаза. На лице его такое грустное выражение, что я начинаю сомневаться в верности своего решения.
— Прости, зря я тебе рассказала, — говорю я, чувствуя себя слегка обиженной от того, что Мэтт не понял, зачем я это сделала. — Я просто подумала… Ну, как бы хотела тебе что-то дать. Какую-то часть себя. Я решила, что ты должен знать, кто я на самом деле. Но я согласна с тобой и понимаю, почему ты не хочешь знать о «Воскрешении».
— Да нет, это я понял, — отвечает Мэтт, смягчаясь. Он поднимает голову и смотрит мне в глаза. — Просто для меня это очень серьезное противоречие, понимаешь? Я хочу узнать тебя получше, но мне трудно смириться с тем, что на свете есть такая удивительная штука, а помочь Одри она не может.
— Да, я понимаю, — снова говорю я, поднимаясь с кресла. — Давай снова пойдем в мою комнату, посидим… Прости меня за то, что завела об этом речь.
Мэтт следит за мной не вставая.
— Дэйзи?
— Что?
Сделав паузу, Мэтт смотрит на меня со странной полуулыбкой. Я чувствую, как сердце в груди сжимается в комок.
— Я хочу знать, — говорит Мэтт. — Расскажи мне о своей жизни.
С трудом собирая разбегающиеся мысли, я, перепрыгивая с одного на другое, говорю о переезде в Омаху, неизвестно зачем сообщаю Мэтту о том, что проект «Воскрешение» учрежден по инициативе Управления по контролю за лекарственными препаратами и пищевыми добавками, потом перехожу к описанию сурового ежегодного тестирования, снова возвращаюсь к переезду, и так далее. По лицу Мэтта видно, что следить за нитью рассказа ему нелегко, но когда я перехожу к описанию агентов и функций, которые они выполняют, он, как будто преодолев невидимый барьер, начинает не только все понимать, но и относиться ко всему, о чем я говорю, с неподдельным интересом.
— Проект был запущен за год до того момента, когда автобус, в котором я ехала, попал в аварию, — говорю я. — Они специально дожидались какой-нибудь катастрофы, чтобы заполучить человеческие тела, на которых можно было бы ставить опыты. Агентов тщательно отбирали по принципу специализации. Раньше каждый из них занимался той или иной работой, но, думаю, все они были рады поучаствовать.
— Откуда именно их набрали? — интересуется Мэтт.
— Кто-то был на государственной службе, в разных ее сферах, — объясняю я, пожимая плечами. — Кто-то не был. Кое-кого взяли прямо со студенческой скамьи, — добавляю я, вспомнив Кэйси.
— А сейчас они чем занимаются? — спрашивает Мэтт.
— Некоторые занимаются научной работой в центральной лаборатории в Вирджинии, — говорю я. — В основном изучают все, что связано со смертью. Другие играют роль телохранителей — надзирают за детьми, участниками проекта. Патрон моей подруги Меган — специалист по компьютерам. Он занимается троллингом в Интернете, следит за утечками информации о проекте. С виду он и сам похож на компьютер, причем далеко не на самый быстрый, но он настоящий гений. Он взломал мэйнфрейм ФБР, когда еще в школе учился, а однажды послал сообщение по почте с аккаунта президента США, теперь уже бывшего. Просто так, развлечения ради. Я точно знаю, он сидел бы в тюрьме, если бы не согласился работать над проектом…
— Постой, — перебивает меня Мэтт. — Твоя подруга Меган… ты имеешь в виду Великолепную? Ту девушку, с которой вы вместе ведете блог? Она тоже погибла в той аварии?