Сев в самолет, я нахожу в плеере список самых печальных композиций и на протяжении всего полета сижу молча, слушая музыку. После взлета я прикидываюсь спящей и продолжаю делать это, когда стюардессы разносят еду, и после, когда самолет попадает в зону турбулентности. Только перед самой посадкой я вынимаю из ушей наушники и откладываю в сторону айпод. Стюардесса объявляет о том, что телефоны можно уже включить, и когда оператор присылает мне сообщение от Одри, радости моей нет предела.
«Мэтт сказал, что вы поссорились. Уже все хорошо?»
Глаза наполняются слезами, когда я набираю ответное сообщение:
«Не уверена. Надеюсь».
«Я тоже».
«Тебе стало лучше?»
«О, да. Я просто устала».
После паузы от Одри приходит еще одно сообщение:
«Мне бы не хотелось отвлекать тебя от твоих переживаний, но у меня есть хорошая новость. Рассказать?»
Улыбаясь, я пишу ответ.
«ДА!»
То, что пишет мне в ответ Одри, буквально окрыляет.
«Я только что узнала, что мне предстоит лечь на операцию!!»
Я быстро набираю ответ.
«Боже правый! Это же великолепно!!!»
Однако почувствовав, что мне не все ясно, я задаю Одри вопрос:
«Од, но мне казалось, врачи решили, что операция невозможна?»
«Новый доктор более оптимистичен. Может, он меня и починит».
Мне ужасно хочется порадоваться за Одри, но, услышав об операции, я вспоминаю, что раньше такую возможность даже не рассматривали, и скептицизм берет верх. Но исполнять роль резонера мне не хочется:
«Он обязательно тебя починит! Будь уверена!»
«Я стараюсь».
«Я буду держать за тебя пальцы на руках и ногах».
«Спасибо, Дэйз. Надеюсь, ты хорошо отдохнешь в Сиэтле. Я по тебе уже скучаю!»
«И я по тебе».
Я убираю телефон. Мэйсон вопросительно смотрит на меня. Он высокого роста, и сидеть в авиационном кресле, да еще и в ближнем к проходу, ему приходится в скрюченном положении, тогда как у Кэйси, сидящей в середине, места вдоволь.
— Все в порядке? — спрашивает Мэйсон.
— Не уверена, — отвечаю я, прижимаясь лицом к иллюминатору и наблюдая за подачей трапа, и радуюсь тому, что мои попутчики — женщина-робот, лишенная нормального человеческого интереса, и мужчина, слишком вежливый, чтобы приставать с расспросами.
Зарегистрировавшись в гостинице, мы ужинаем и, пожелав друг другу спокойной ночи, расходимся по номерам. Написав ответный пост на опубликованный Меган опус, содержащий сравнение утра понедельника с вечером воскресенья, и защитив достоинство утра первого рабочего дня, я проверяю почту.
Писем от Мэтта нет.
Включив телевизор, я пытаюсь смотреть фильм, но показывают романтическую комедию, и через некоторое время я лишь прихожу к выводу, что мою жизнь веселой не назовешь. Выключив телевизор, я забираюсь в постель, надеясь, что завтрашний день принесет мне хоть какое-то облегчение. Прежде чем выключить свет, я отправляю сообщение Меган.
«Паршивая неделя. Очень хочу с тобой пообщаться».
«Да я всегда тебе рада. Ложись спать, завтра во всем разберемся».
«Люблю тебя».
«И я тебя».
Утром, когда я спускаюсь в холл, Мэйсон и Кэйси уже ждут меня. Мэйсон проверяет почту и, прочитав какое-то сообщение, передает мобильный телефон Кэйси.
— Интересно, — говорит она по дороге к машине.
— Мягко говоря, — бормочет Мэйсон под нос.
Забравшись в салон, я спрашиваю, что случилось.
— Похоже, Бог занят организацией новой лаборатории.
— Зачем? — спрашиваю я. — Разве в Вирджинии что-то неладно?
— Да нет, все в порядке, — отвечает Мэйсон. — Она была оборудована под нужды проекта в том виде, в котором он существует сейчас. Единственную причину создания новой лаборатории я могу усмотреть лишь…
Не договорив, Мэйсон умолкает, стараясь, как мне кажется, подобрать подходящее слово.
— В чем? — спрашиваю я.
Кэйси шумно вздыхает. Иногда мне кажется, что привычка Мэйсона во все посвящать меня ее раздражает. Однако Мэйсон все-таки решает во что бы то ни стало рассказать мне о своих мыслях.
— В расширении, — говорит он.
Когда Кэйси стучит в дверь семейства Холлоуэйс, я все еще продолжаю думать над смыслом сказанных Мэйсоном слов. Нам открывает мама Меган, Алисия, и я выскакиваю вперед, обгоняя родителей, чтобы первой обнять ее. В квартире пахнет банановыми кексами, без сомнения, лучшими в мире, но я неожиданно замираю на месте.