— Надо полагать.
Он хлопнул себя по лбу.
— Помнишь, зарево тогда видели?
— Ну, мало ли тут кругом пожаров бывает. А, впрочем, ничего нет невозможного!
Они подошли к груде золы и черных головешек.
— До тла сгорела.
По дороге послышался скрип крестьянской телеги.
Чернобородый мужичок ехал на станцию, с любопытством смотрел на пионеров.
— Эй, снегири, — крикнул он добродушно, — откеда залетели?
— Не знаете, товарищ, что тут сгорело?
— А дача… прежде была господ Шутовых. Спичек нету? Аль курить не научились?
— Пионер нешто курит? Спичек нет… а есть одна штука, подходи с папиросой.
Коробов вынул из кармана неоправленную лупу.
Он поднес ее к папиросе поставив прямо против солнца.
На конце папиросы заиграл маленький светлый кружочек. Бумага задымилась и папироса загорелась.
— Фу ты! — воскликнул мужик. — Экий ты какой… шалавый.
Андрюша был тоже удивлен но не показал виду.
— Это очень просто, — объяснил Коробов, — нам в школе разъяснили… физический закон… кон… концерта… тьфу… концентрация лучей солнца.
Крестьянин покачал головою.
— Мудрость… Продай стекло-то.
— Нельзя.
— А как зовут его?
— Лупа.
— Лупа? А в городе продается?
— Продается. Где очки, там и лупу купишь.
— Лу-па, — повторил крестьянин и хотел было хлестнуть лошадь.
— Постой, а почему дача-то сгорела?
— А тут история. Монетчики фальшивые завелись. Червонцы гнали. И была у них тут как бы мастерская. А потом чевой-то не поделили… Скандал… Один себе ногу свихнул и попался… а другой с перепугу все и подпалил.
— А забрали их?
— Забрали… Говорят, только один убег… Эй ты… примерзла…
Телега покатила.
Пионеры смотрели ей вслед.
Перед тем, как повернуть в лес, крестьянин опять задержал лошадь.
— Говоришь, лупа?
— Лупа.
— Ну, прощайте.
Пионеры пошли лесочком.
— Отсюда до лагеря можно и другой дорогой пройти, — сказал Коробов, — вон видишь вдалеке церковь белая — это Мухино, а мы немножко правее.
Они некоторое время шли молча.
— Теперь я понимаю, — сказал Андрюша, — почему он меня в лавку-то посылал. Испытать хотел, разменяют аль нет.
— Деньги фальшивые делать, — произнес Коробов, — это прямо свинство по отношению к государству. За это в тюрьму сажают…
— Скверно вот только, что удрал… Как бы нам на него не наткнуться… Мне тогда каюк.
— А я на что?
— Ох, он здоровый.
Темнело.
Солнце садилось в большую лиловую тучу.
Во влажном воздухе было тихо-тихо. Звезды зажигались понемногу.
Вдруг какой-то странный не то лай, не то вой пронесся по лесу. Какой-то странный нечеловеческий хохот или плачь.
Оба пионера вздрогнули и остановились.
— Слыхал?
— Слыхал.
— Это что?
— Не знаю.
— Идем-ка скорее.
И они не пошли, а попросту побежали.
— Вот этой тропинкой.
В лагере было некоторое смятение.
— Слышали в лесу-то?
— Лай-то?
— Да… Зверь, что-ли.
— Собака.
— Сказал! Нешто псы хохочут.
— А может, баловался кто.
— Постой, как будто опять.
Все прислушались, но ничего не было слышно.
— Так что-нибудь.
Зажгли костры.
Андрюшка и Коробов пошли поглядеть на развалины усадьбы.
Вдалеке чернела темная масса, но вспыхивающего огонька не было видно.
— Пропал огонек-то… Может ушел он из этих мест.
— Очевидно, — успокоительно сказал Коробов, а сам подумал:
„Трубку-то мы у него забрали, вот и нет огня… Зажигать нечего“.
Но этого соображения не высказал.
Легли спать.
IX. ЗАГАДКА
(продолжение)
Пионер Тимов пошел на деревню и по дороге искупался в речке.
Купался он недалеко от досчатого мосточка, перекинутого через речку.
Вдруг увидал он, как по мосточку быстро пронеслась мохнатая черная собака вроде пуделя. А следом за нею бежала, низко опустив голову, с опущенным хвостом худая гладкошерстая рыжая собака со странным выражением глаз. Беловатая пена стекала по ее оскаленной морде.
„Бешеная“, — подумал Тимов и с перепугу с головою нырнул. Он знал, что бешеные собаки больше всего боятся воды.
Когда он высунул голову, отплевываясь и фыркая, он уже не увидал собаки, но со стороны леса донеслась какая-то бешеная грызня и какой-то лающий вой, такой страшный, что Тимов, не успевший еще отдышаться, снова нырнул и на этот раз едва не задохся.
Он очень обрадовался, когда вынырнув снова, увидал Ерша, шедшего по мосточку.