Такого рода беседы врач проводил с Джузеппе Корте ежедневно. В конце концов больной совсем измучился от экземы. Вопреки инстинктивному нежеланию спускаться он решил последовать совету врача и переехал еще ниже.
На третьем этаже Джузеппе Корте сразу отметил необычное веселье среди врачей и обслуживающего персонала. Странно, ведь здесь лежали больные, внушавшие серьезные опасения. Изо дня в день веселье лишь возрастало. Завязав знакомство с медсестрой, Джузеппе Корте не выдержал и спросил: чему это все так радуются?
— Разве вы не знаете? — отвечала сестра. — Через три дня мы уходим в отпуск.
— Как это — в отпуск?
— Очень просто: третий этаж закрывается на две недели, и весь персонал берет отпуск. У нас все этажи отдыхают по очереди.
— А как же больные?
— Ну, поскольку больных не так много, два этажа объединяются в один.
— Значит, вы объедините больных третьего и четвертого этажей?
— Нет, нет, — поправила медсестра. — Третьего и второго. Больные с третьего этажа спустятся вниз.
— На второй этаж? — Джузеппе Корте смертельно побледнел. — Мне придется перейти на второй?
— Ну да. А что тут такого? Через две недели мы вернемся из отпуска, и вы снова переедете в эту палату. И бояться тут, по-моему, нечего.
Однако Джузеппе Корте не на шутку испугался. Чутье подсказывало ему совсем другое. Но он не мог уговорить персонал не брать отпуск. К тому же Корте был уверен, что новый, более интенсивный курс облучения пойдет ему на пользу, ведь сыпь почти сошла. Он не решился выдвигать формальных возражений против очередного перевода. Хотя настоял, невзирая на колкости медсестер, чтобы к двери его новой палаты прикрепили табличку: «Джузеппе Корте. Третий этаж. Временно». Ничего подобного за всю историю клиники еще не было. Но врачи не стали возражать: при таком вспыльчивом характере, как у Корте, любой запрет мог вызвать у него эмоциональное потрясение.
Надо было переждать две недели, ни больше ни меньше. Джузеппе Корте стал лихорадочно считать дни. Он неподвижно лежал в постели и часами рассматривал мебель. На втором этаже мебель была уже не новой и не радовала глаз, как в палатах верхних отделений. Здесь она была массивнее, солиднее и строже. Время от времени Джузеппе Корте напрягал слух: с нижнего этажа, этажа смертников, отделения «обреченных», до него как будто долетали глухие предсмертные стоны.
Все это, конечно, не могло не угнетать Корте. Он лишился душевного покоя, а болезни это только на руку. У него постоянно держалась высокая температура, он все больше слабел. Лето было в полном разгаре. Окна почти все время держали открытыми. Но из них не видно было ни городских крыш, ни самих домов. Только сплошная зеленая стена деревьев, окружавших клинику.
Прошла неделя. Около двух часов дня в палату неожиданно вошли фельдшер и трое санитаров. Они толкали перед собой каталку.
— Итак, мы уже готовы к переезду? — спросил фельдшер добродушно шутливым голосом.
— Какому переезду? — с трудом произнес Джузеппе Корте. — Опять вы со своими шуточками. Третий этаж еще целую неделю в отпуске.
— А при чем здесь третий этаж? — возразил фельдшер непонимающим тоном. — У меня предписание отвезти вас на первый. Вот смотрите. — И он протянул бланк о переводе на нижний этаж. Бланк был подписан самим профессором Дати.
Ужас и гнев, переполнявшие Джузеппе Корте, вырвались наружу.
Весь этаж огласился яростным, несмолкающим криком.
— Ради Бога, тихо, тихо, — взмолились санитары. — В отделении тяжелые больные.
Не тут-то было.
На крик примчался заведующий — воспитанный и обходительный человек. Узнав, о чем речь, он взглянул на бланк и выслушал Корте. Затем сердито повернулся к фельдшеру и сказал, что произошла какая-то ошибка, что он не давал подобных распоряжений, что с некоторых пор в отделении царит страшная неразбериха и что от него вечно все скрывают… Отчитав как следует фельдшера, он вежливо заговорил с больным и принес ему свои глубокие извинения.
— Все дело в том, — сказал врач, — что буквально час назад профессор Дати уехал в краткосрочную командировку и вернется не раньше, чем через два дня. Я крайне огорчен, но его распоряжение отменить нельзя. Поверьте, он сам об этом пожалеет… Надо же! Ума не приложу, как такое могло случиться?
Джузеппе Корте сотрясала дрожь. На него жалко было смотреть. Самообладание покинуло Корте окончательно. Страх охватил его, как ребенка. Из палаты Корте еще долго доносились отчаянные рыдания.
И вот, по какому-то вопиющему недоразумению, Джузеппе Корте прибыл на конечную остановку — в отделение смертников. Это он-то, чье состояние, по мнению самых придирчивых врачей, позволяло ему с полным правом лежать на шестом, если не на седьмом этаже! Положение было настолько нелепо, что Джузеппе Корте так и подмывало рассмеяться в голос.