Пелли, ты слыхала новость, что Марта, моя жена, покинула меня на аэроплане? Этим долбаным рейсом, где разносят шампанское? О, ваша чудесность, это какую ж бесстыжую режу нужно иметь, чтобы слинять от такого приятного мужчины, как вы? Что ж, Пелли, такая уж селязи, ничего от нее не осталось, кроме бутылки шампуня в будуаре. Это ж надо быть такой сукой, чтобы решиться на подобный акт лезе-мажесте
[5] против суверенной персоны вашего могущества. В конце, Пелли, она заперлась в сортире и не вышла даже на День флага[6]. Прям не верится, мистер Блумсбери, что вот такая вот существует бок о бок с нами, порядочными девушками, во второй половине двадцатого века. И не больше доброты чем в палке, и не больше благодарности, чем в долбаном налоговом управлении. Ой, мистер Блумсбери, а мой-то муж Джек, он затащил телевизор аж прямо в кровать, теперь я об этот ящик всю ночь спиной стукаюсь. В кровать? В кровать. Сколько долгих, сколько томительных лет прошло, Пелли, с того времени, когда любовь еще трогала мое сердце. О-о-о, ваше изящество, да во всем Западном полушарии не сыщется молоденькой девушки, способной устоять перед великолепием такого приятного мужчины, как вы. И все это брак, Пелли, это он разбил во мне любовь. Да, мой Блумчик, это очень серьезное высказывание, но при всем при том - трагически верное. Я не напрашиваюсь на жалость, Пелли, я не хочу, чтобы меня жалели, взрослым людям катастрофически недостает взаимопонимания, так стоит ли дополнительно замутнять эту проблему чувствами? Я абсолютно согласна с вашим роскошеством, вот провалиться мне на месте, если я не говорила Джеку тыщу раз: взаимопонимание это все.
Будучи по преимуществу людьми нрава живого и даже грубоватого, друзья семьи отнюдь не прерывали затянувшихся раздумий Блумсбери какими-нибудь неуместными замечаниями, но хранили молчание и полную, приличную случаю, серьезность. Однако в конце концов Уиггл сказал: как следует из моего личного опыта, боль расставания может быть, я бы сказал, безмерной. Безмерной, сказал Хьюбер, это надо же, какое дурацкое слово. А тебе-то откуда знать? - спросил Уитгл, ты и женат-то не был. Может, я и не знаю ничего про брак, веско сказал Хьюбер, но вот про слова - знаю. Безмерной, передразнил он друга и хихикнул. У тебя нет никакой тонкости, сказал Уиттл, это ясно, как Божий день. Тонкость, сказал Хьюбер, ну, ты вообще. Полный восторга, он начал крутить баранку, бросая машину то влево, то вправо. Это все бренди, сказал Уиттл, перебрал ты, вот что. Чушь ты порешь, сказал Хьюбер, собирая свое лицо в маску полной надежности и благопристойности. У тебя был инсульт, сказал Уиттл, пусти-ка меня за руль. Тебя за руль! воскликнул Хьюбер, да ты знаешь, из-за чего ушла от тебя твоя страшная, как смертный грех супружница? Из-за твоей механической дебильности, вот из-за чего, она сама мне так сказала в день слушанья. Механическая дебильность? поразился Уиттл, не понимаю, что она имела в виду. Затем Хьюбер и Уиттл немного подрались за руль, но это было дружелюбно, без злобы. Пока они дрались, Понтиак «Чифтен» вел себя весьма опасно, мотался из стороны в сторону, чуть не вылетая на обочину, однако поглощенный раздумьями Блумсбери этого не замечал. До чего же интересно, думал он, что и после столь долгого разрыва беглая жена все еще может удивить своего бывшего мужа. Удивление, думал он, есть великая вещь, именно оно не дает нам одрябнуть.