Позиции были выбраны удачно. С них можно вести круговой обстрел, держать под огнем железную дорогу, проходившую близ элеватора, а также и шоссейную, которая пролегала недалеко от нашего сарая.
Слышалась утренняя перекличка петухов в пригороде Николаева, а в отдалении стрекотал пулемет и потрескивали автоматные очереди. Видимо, это разведчики 3-го Украинского фронта прощупывали оборону противника. А может быть, партизаны вели бой.
Осмотрев свои «крепости», мы собрались в подвале элеватора. Константин Ольшанский поднял руку.
- Товарищи! - негромко сказал он. - Для длинных речей времени у нас нет. Да и Не нужны они. Мы собрали вас для того, чтобы перед боем поклясться нашей партии и народу, что поставленную перед нами задачу мы выполним с честью. Оттянув на себя больше живой силы и техники врага, мы поможем советским войскам захватить город, спасем порт от разрушения… Для зачтения текста клятвы слово имеет капитан Головлев.
Алексей Федорович едва заметно тряхнул головой, словно хотел отделаться от посторонних мыслей, достал лист бумаги и, освещая его карманным фонариком, стал читать:
«Перед лицом своих друзей по оружию, перед лицом народа клянемся мстить беспощадно за наши разрушенные города и села, за страдания, муки и кровь советских людей…» Клянемся, товарищи!
- Клянемся, - повторили мы.
Текст клятвы радисты передали в штаб батальона.
Затем Ольшанский приказал всем разойтись по местам, заняться оборудованием позиций. Он посмотрел на ручные часы.
- Даю вам тридцать минут.
«КРЕПОСТЬ»
До своего сарая мы добежали мигом. Помещение просторное. Внутри - невысокие квадратные бетонные барьеры. В углу у двери, выходившей в сторону города, лежали ящики и пустые мешки. Груда таких же ящиков была и на улице. Сарай имел два выхода - к городу и к порту. Маленькие продолговатые окна имелись только в стене, обращенной к элеватору. Нам предстояло проделать две амбразуры в противоположной стене, чтобы обстреливать шоссейную дорогу. Стена оказалась очень крепкой. А мы располагали только саперными лопатами и штыками. Дело подвигалось медленно. На руках появились ссадины и мозоли. И все же своего добились. Две бойницы получились на славу. Окна заложили ящиками.
- Крепость что надо, - сказал Никита Гребенюк. Он открыл дверь и, указывая в сторону города, продолжал: - Километрах в сорока моя родная деревня. Там у меня мать и сестра. Живы ли?
- Скоро побываем у твоих родичей, - отозвался Павлов. - Люблю ходить в гости.
Подошли Ольшанский, Головлев, Чумаченко и старший матрос Александр Лютый. Бочкович доложил о готовности отделения к бою. Ольшанскому понравилась наша «крепость». Он посмотрел в амбразуры, потом позвал всех нас к двери.
- Укрепление у вас хорошее, надежное, - сказал он. - Надеюсь на вас, орлы, не сомневаюсь, что драться вы будете упорно и умело. Чем больше мы отправим на тот свет фашистов, тем лучше. На каждую пулю - фриц! Сумеете одной уложить двоих - честь вам и хвала. Действуйте самостоятельно, исходя из обстановки. Приказаний не ждите. Если представится возможность, я и капитан Головлев придем к вам. Проведаем. Алексей Федорович, скажешь что-нибудь?- обратился он к Головлеву.
- Да… Товарищи коммунисты и комсомольцы, вам ясно, для чего мы пришли сюда? Советские люди с любовью и надеждой смотрят на своих освободителей. Мы боремся за Советскую власть, за свободную, счастливую и радостную жизнь нашего народа. Близок день, когда вся наша земля будет очищена от коричневой чумы… За наши славные дела Родина скажет спасибо…
Ольшанский, Головлев, Чумаченко, Лютый попрощались с нами и направились к соседнему домику. Через некоторое время я снова увидел своих командиров - они шли к элеватору. Чумаченко с ними не было. Он остался в конторе.
Мы находились на боевых постах. Миша Хакимов сидел на ящике и обтирал рукавом затвор противотанкового ружья. Я смотрел на деревянные домики, расположенные недалеко от нас. Откуда появятся гитлеровцы? Почему-то казалось, что они должны идти по нашему следу от Южного Буга. Там, вытащенные на берег, остались семь рыбацких лодок. Увидев их, фашисты всполошатся. Вызовут собак-ищеек. Найдут убитых часовых.
- Ребята, фашисты! - крикнул Иван Дементьев, сидевший у амбразуры, недавно пробитой нами.