Во время затишья, длившегося около часа, мы привели в порядок оружие. К нам с Хакимовым подсел Алексей Куприянов. Подошел Бочкович.
- А здорово мы чесанули, - сказал он, - и танки не помогли.
- Да нас, товарищ командир, ни гром, ни молния не возьмут, не то что танки, - ответил Куприянов.
Бочкович улыбнулся.
- Мы еще покажем гадам, на что способны советские моряки. Так дадим, что чертям тошно станет.
У Бочковича для каждого из нас припасено доброе, теплое слово. Он умело руководил нашим маленьким гарнизоном, направлял все наши усилия к одной цели - к победе.
Передышка закончилась. Прикрываясь двумя танками, гитлеровцы пошли на очередной приступ. Миша Хакимов прицелился. Выстрел. Машина остановилась, словно в раздумье, а потом повернула обратно. За ней последовала и вторая.
Хотя танки и отступили, но пехота продолжала идти вперед. Нам предлагали сдаваться. Мы отбили гитлеровцев гранатами, но им удалось из огнеметов поджечь наше здание.
Длинные языки пламени, словно мощные факелы, врывались в окна, дверь, проломы. И хотя мы задыхались от жары и копоти, Хакимов все же вывел из строя два огнемета…
И в это время испортилось противотанковое ружье. Миша стал стрелком. Он взял винтовку Прокофьева, и встал у амбразуры рядом с Дементьевым.
Гитлеровцы наседали. Около стены их собралось с десяток. Бочковик приказал Гребенюку уничтожить врагов. Короткая очередь. Двое оставшихся в живых поднялись, пытаясь удрать, но и их отправил на тот свет Хакимов.
Во время небольшой передышки мы перезарядили диски, набили обоймы, Павлов и Хакимов почистили оружие, сменили повязки Куприянову и мне.
Снова ударили артиллерия и минометы. Рушились стены. От дыма кружилась голова, тошнило. Особенно трудно было Куприянову. Его рвало. Но он не мог даже на минуту отлучиться от амбразуры, потому что немцы шли на штурм сплошной лавиной.
Метко стрелял из пулемета Гребенюк, он всегда оказывался там, где было наиболее опасно. К амбразуре, у которой находился я, бежала с гранатами большая группа фашистов. Их заметил и Бочкович.
- Смотри, смотри, Коля! - крикнул он.
Фашисты были близко. У меня сжалось сердце, по телу пробежали холодные мурашки. И в этот миг появился Никита Гребенюк, он вмиг установил пулемет и открыл огонь. Словно подкошенные, падали гитлеровцы.
Опять появились танки. Два из них направились к конторе.
МУЖЕСТВО
Главную тяжесть удара гитлеровцев, конечно, приняла на себя основная группа десантников, где находились Ольшанский и Головлев. Писать мне, рядовому бойцу, о действиях всего отряда трудно. Однако из рассказов оставшихся в живых товарищей я знаю, как отважно дрались все моряки…
Когда танки подошли к конторе, краснофлотец Валентин Ходырев обратился к Ольшанскому с просьбой разрешить вступить в единоборство с машинами.
- С одной рукой? - удивился Ольшанский.
Руку Ходыреву оторвало осколком мины. Хайрутдинов перетянул оставшийся обрубок жгутом, остановил кровь.
- Разрешите, товарищ командир, встретить по-севастопольски?
Для размышлений времени не оставалось.
- Давайте, Валентин, - согласился старший лейтенант и сам проверил приготовленные краснофлотцами для Ходырева связки гранат.
Товарищи помогли Валентину снять телогрейку и гимнастерку. Он остался в одной тельняшке.
- Прощайте, товарищи! - крикнул Ходырев, выскочил из конторы и, прижимаясь к земле, пополз навстречу стальной громаде. Двигавшиеся за танками солдаты заметили однорукого моряка, завопили. «Рус матрозен!» Пуля пробила Ходыреву левое плечо, он был ранен в бок, в ногу. Валентин упорно продвигался вперед. Вот танк совсем, совсем близко. Превозмогая невыносимую боль, Ходырев собрал силы, привстал на колено и одну за другой метнул две связки. Взрыв. Еще. Порванная гусеница, словно огромная змея, растянулась по грязи, а танк, пройдя по инерции несколько метров, остановился…
Когда атака стихла, Кузьма Шпак и Николай Скворцов принесли изрешеченное нулями тело героя в контору и положили рядом с погибшими десантниками…
…Невероятные вещи случаются на войне. Человека, которого считал погибшим, вдруг снова видишь рядом с собой, и он, как ни в чем не бывало, рушит врага.
«Воскрес» Юрий Лисицын. Когда гитлеровцы начали ураганный обстрел домика, каким-то чудом Лисицына отбросило в сторону, и он оказался в большой воронке, которая не простреливалась. Оглушенный и полузасыпанный землей, он пролежал до окончания обстрела, а затем выполз из своей «могилы» и благополучно добрался до конторы.