Отразив в течение шести часов все атаки противника, корпус Даву перешел в контрнаступление по всему фронту. Одновременно две его дивизии начали охват прусских флангов. Обходное движение французских дивизий прусским войскам остановить не удалось. В конце концов король, даже не использовав резервы, дал приказ об отступлении, но войска уже сами в полном беспорядке покидали поле боя. Даже свита короля в панике бросилась бежать, бросив обожаемого монарха.
Таким образом, Даву смело ввязался в бой с более чем вдвое превосходящим его противником. 70-тысячной армии он мог противопоставить лишь 26 000 французов. Покинутый Бернадотом, поведение которого, по признанию Наполеона, заслуживало предания военному суду, Даву не только устоял против огромных сил противника, но и, превзойдя в военном искусстве, разгромил его наголову. Остатки разбитой прусской армии он отбросил на дорогу, по которой бежали разгромленные под Иеной полки Гогенлоэ. Смешение этих двух разбитых армий довершило катастрофу.
В сражениях при Йене и Ауэрштедте пруссаки потеряли более 20 000 человек убитыми и ранеными и 18 000 пленными. В руках французов оказалось 200 пушек. 20 генералов погибли, были ранены или взяты в плен. Франция потеряла 7000 человек в обеих битвах. 14 октября 1806 года стал поистине черным днем для Пруссии. Ее армия, на которую возлагали столько надежд и которая должна была «шапками закидать» французов, перестала существовать. Разгром был полный и совершенный, в один день была решена участь всей кампании. Уже 15 октября прусский король прислал своего представителя к Наполеону с просьбой о мире, но получил ответ, что мир будет подписан только в Берлине.
Во всей Пруссии совершилось коренное изменение настроений: от бахвальства и ура-патриотизма — к растерянности и покорности. Все государственные институты были парализованы паникой и собственной некомпетентностью. Прогнившая феодальная конструкция рассыпалась после одного хорошего толчка.
17 октября Бернадотом был разбит корпус принца Вюртембергского, двигавшийся к Галле для прикрытия отступления уже несуществующей армии. Остатки прусских войск, бросая оружие, артиллерию и обозы, разбегались по стране. 27 октября Наполеон в сопровождении четырех маршалов, конных гренадер и гвардейских егерей торжественно въехал в Берлин.
7 ноября в Любеке капитулировал Блюхер. Через два дня Нею сдалась первоклассная крепость Магдебург с 24-тысячным гарнизоном. Когда Клейст, комендант крепости, сдавал Нею свою армию, тот сказал озабоченно своему адъютанту: «Скорее отбирайте у пленных ружья; их в два раза больше, чем нас». В руки французов только в Магдебурге попали 700 пушек, миллион пудов пороха, 80 000 снаряженных бомб, понтонные парки и др. Крепость Штеттин, имевшая 5-тысячный гарнизон и 281 орудие, капитулировала, когда перед ее воротами появился полк французской кавалерии — 800 гусаров с двумя пушками. Подобным же образом сдавались многие другие крепости и гарнизоны. И вскоре Мюрат уверенно доложил императору: «Государь, сражение закончено ввиду отсутствия сражающихся». Это было верно: Пруссия больше не воевала, она подняла руки вверх.
Напоследок еще раз отметим, что в сражениях этой кампании наиболее ярко выявилось преимущество новых боевых принципов армии Франции над устаревшими принципами военного искусства эпохи феодализма. Французские войска во главе с Наполеоном стремительно атаковали противника, добиваясь уничтожения его живой силы, смело осуществляли маневр с целью обхода или охвата неприятеля, сочетая его с фронтальным ударом. Успех сражения они старались закрепить сокрушающим преследованием. Прусские генералы, отягощенные шаблонами и устаревшими схемами, действовали нерешительно, не имели твердого плана и в сложной обстановке проявляли растерянность. Сомкнутые линии косых боевых порядков, применяемые в соответствии с принципами линейной тактики, несли тяжелые потери от огня французских стрелков. Под ударами колонн прусско-саксонские войска неорганизованно отступали и обращались в бегство.
Это пример того, к каким тяжелым последствиям может привести подражание старым образцам и пренебрежение новым опытом. Эта кампания стала наглядным уроком и послужила толчком для реорганизации всех европейских армий. Они еще научатся побеждать своих учителей-французов, а нация «толстых Михелей» еще превратится в нацию образцовых солдат, спаянную «железом и кровью».
Армия Пруссии
Если армия Наполеона являлась детищем нового социально-экономического уклада, порожденного буржуазной революцией, то армии его противников отражали феодально-абсолютистский строй со слаборазвитой промышленностью и крепостническими отношениями в сельском хозяйстве. Прусский солдат — это крепостной крестьянин, отданный всецело во власть дворянско-помещичьему офицерству.
В то время как французский солдат шел в бой, полагая, что он защищает завоевания революции, завербованный солдат феодальной монархии шел в бой в силу принуждения. Только к концу наполеоновских войн соотношение условий изменилось: разочарованные в захватнических войнах Наполеона солдатские массы французской армии, надолго оторванные от семейного очага, утратили свою коллективную волю к победе, в то время как в странах Средней Европы назревал национально-освободительный подъем.
Армии противников Наполеона были организованы по прусскому образцу, построенному на опыте Семилетней войны с ее линейной тактикой и жестокой палочной дисциплиной. Солдат и офицер прусской армии — это антиподы, взаимоотношения между которыми были основаны на подчинении крепостного своему господину. Прусский солдат состоял на службе до тех пор, пока не становился инвалидом. Только после этого он подлежал мобилизации, причем вместо пенсии ему выдавалось особое свидетельство на право нищенства. Ничего похожего на ту спайку, которая существовала между солдатом и офицером наполеоновской армии, здесь не было. Прусские генералы — представители землевладельческой аристократии — были не в состоянии понять, что социально-экономические и политические сдвиги, совершенные французской революцией, навсегда отбросили фридриховскую систему в глубь истории.
Правительство Пруссии во главе с королем Фридрихом Вильгельмом III, пожиная лавры «славного прошлого» фридриховской эпохи и сохраняя порядки, «освященные» традициями Фридриха II, не допускало никаких реформ. Командный состав в прусской армии засиживался на занимаемых должностях до весьма зрелого возраста. В 1806 году из 66 полковников прусской пехоты почти половина была старше шестидесяти лет, а из 281 майора не было никого, моложе пятидесяти. В этой среде, конечно, трудно было найти полководца, способного противостоять Наполеону.
Военная теория испытывала сильное влияние теоретика Ллойда, который придавал исключительное значение местности, культивируя «науку о выборе позиций». Отсюда — тщательное изучение географии в поисках на местности таких позиций, которые были бы недоступны неприятелю и в то же время обеспечивали бы пути подвоза для своей армии. Удобным и выгодным позициям придавали особое значение, называя их «ключами позиций» и даже «ключами страны».
На основе опыта войны за баварское наследство 1778—1779 годов, закончившейся без сражения после длительного топтания противников на картофельных полях, теория Ллойда допускала возможность ведения войны одним маневрированием, избегая решительной битвы. Зависимость противника от пятипереходной системы снабжения давала возможность постоянной угрозой его сообщениям вынуждать его к отступлению.
В начале XIX столетия еще большее распространение в армиях Европы получила теория Бюлова, который «усовершенствовал» Ллойда. Если Наполеон объектом операции считал живую силу неприятеля, то Бюлов — только неприятельские магазины и обозы. Победа при помощи оружия, по мнению Бюлова, не обещала серьезных результатов, но выход на сообщения противника и лишение огромного человеческого коллектива средств питания должны были приводить к полному разгрому врага. Развивая теорию маневренной стратегии, Бюлов предлагал действовать двумя группами, из которых одна притягивает на себя противника, а другая в это время действует на его сообщениях. Эта теория нашла свое отражение и в оперативном плане русского командования в 1812 году.