Армия двигалась длиннейшей, растянутой колонной и на этот раз, по приказу императора, сжигала все деревни, села, усадьбы, через которые проходили войска. Так до основания были уничтожены Боровск и Верея. Но, начиная от Можайска, и сжигать было почти нечего: так страшно разорены были эти места еще в добородинский период войны. Город Можайск стал выжженой пустыней. Когда французы проходили мимо Бородинского поля, где по-прежнему никем не убранные гнили тысячи трупов, Наполеон велел как можно быстрее оставить это место: страшное зрелище подавляюще действовало на солдат, особенно теперь, когда они чувствовали, что война проиграна.
Однако Наполеон еще не был разгромлен. Считая, что главной его целью теперь является отрыв от русских войск, чтобы твердо стать на рубеже Днепр—Западная Двина, провести здесь зиму и подготовиться к весенней кампании. Именно здесь французский полководец надеялся организовать оборону Смоленска и остановить Кутузова. Сил для этого у него было достаточно. В главной армии насчитывалось еще 110 000 человек, на левом фланге — 60 000, на правом — 50 000 солдат. А на линии от Можайска до Вильно в гарнизонах стояли еще 50 000. Наступающая зима не беспокоила императора. Он планировал уйти без новых сражений, и здесь все решали темпы. Наполеон беспокоился за свою операционную базу. Поэтому он приказал Виктору оставить в Смоленске лишь одну дивизию, а остальные части срочно направить на подкрепление корпусов Удино и Сен-Сира. Одновременно были направлены указания Ренье и Шварценбергу сковать войска 3-й русской армии, возглавляемой после отъезда Тормасова адмиралом Чичаговым.
Кутузов понимал, что для него теперь главное — это не дать Наполеону возможности собрать свои силы и создавать для его армии постоянную угрозу быть обойденной и отрезанной. «Полагая ему нанести величайший вред параллельным движением, — писал Кутузов, — можно достичь этой цели». Он выдвинул вперед казачий корпус Платова и сформировал боковой отряд для действий с севера во фланг французским колоннам, а также крупный отряд для удара в тыл, а сам с главными силами старался обойти армию противника для нанесения удара в голову отступающих колонн. Командиры всех партизанских отрядов получили задачу тревожить французов на всем пути следования. «Все мои партизаны, — сообщал Кутузов, — предупреждают его в марше, затрудняя всячески отступное неприятельское движение, нанося ему при том величайший вред. Эта тактика себя блестяще оправдала».
Первый удар на данном этапе отступления был нанесен у Вязьмы. Наполеон достиг ее 31 октября, шедший же в арьергарде корпус Даву остановился у села Федоровского. 3 ноября авангард Милорадовича ударом во фланг вырвался на Смоленскую дорогу и атаковал Даву. Получив сведения о тяжелом положении последнего, Наполеон вынужден был приказать Нею и вице-королю Евгению оказать ему помощь, а затем вообще сменить этот корпус. В Вязьме император одновременно получил и другое неприятное известие: о крупной неудаче постигшей Сен-Скра и Удипо па Западной Двине. Под давлением войск Витгенштейна они вынуждены были оставить Полоцк, а затем потерпели поражение у города Чашники. Такой оборот дел был чреват серьезными последствиями, так как правый фланг отступающей армии открывался для удара.
Итак, удержаться в Вязьме французы не смогли. Платов и Милорадович атаковали город. Французы в беспорядке отступили, уничтожив переправу через реку Вязьму. Их общие потери составили около 9000 человек.
Наполеон поспешно двигался к Смоленску, имея в арьергарде корпус Нея. Морозов еще не было, но уже между Москвой и Смоленском отступающая армия жила впроголодь, а после Вязьмы наступил настоящий голод. Милорадович и Платов шли за французским арьергардом, постоянно его тревожа, казачьи отряды и партизаны рыскали по флангам французской армии, захватывали обозы, рубили внезапными налетами отдалившиеся от главных сил отряды. «Сегодня я видел сцену ужаса, которую редко можно встретить в новейших войнах, — записывал Вильсон 5 ноября в 40 верстах от Вязьмы по дороге к Смоленску, — 2 тысячи человек, нагих, мертвых или умирающих, и несколько тысяч мертвых лошадей, которые по большей части пали от голода. Сотни несчастных раненых, ползущих из лесов... 200 фур, взорванных на воздух, каждое жилище по дороге — в пламени...» К этому периоду относятся первые свидетельства о случаях людоедства среди французов.
Император был с гвардией в авангарде. Наполеон, как всегда, переносил все трудности похода, стараясь подбодрить солдат. Он часами шел по дороге, опираясь на палку, разговаривая с идущими рядом солдатами.
В это же время отходящим французским войскам были нанесены новые удары. У Дорогобужа был разбит корпус Нея; вслед за этим у Ляхова партизаны принудили к капитуляции бригаду Ожеро. Почти одновременно Платов разбил корпус Богарне у Духовщины. «Никогда преследование неприятеля в большом масштабе не велось так энергично и с таким напряжением сил, как в эту кампанию», — писал Клаузевиц. «Великая армия» таяла на глазах. Когда 9 ноября Наполеон вступил в Смоленск, то у него оставалось уже 60 000 солдат из 110 000, вышедших из Москвы. Но французская армия еще не была деморализована, хотя и сильно пострадала. Катастрофа произошла позднее. А пока, достигнув Смоленска, французы считали себя в относительной безопасности. Наполеон был убежден, что на этом рубеже ему удастся задержать наступление русских. Опираясь на Смоленск, можно было отвести главные силы и расположить их на квартиры между Могилевом, Оршей и Витебском. Особую надежду он возлагал на свои фланговые корпуса.
Наполеон произвел рекогносцировку смоленской позиции, а затем приступил к реорганизации и укреплению войск. Пехота получила недостающее вооружение и полный боекомплект патронов. Была приведена в порядок артиллерия. Хуже обстояло дело с кавалерией. Особое внимание обращалось на организацию тыла. В Оршу полетел приказ увеличить запасы. Несмотря на потери, французская армия была еще достаточно сильна и боеспособна, император — полон энергии и бодрости, он полагал, что оторвался от преследования Кутузова. Но через несколько дней радужное настроение сменилось тревогой. Сначала было получено сообщение о поражении 4-го корпуса под Духовщиной и поспешном отступлении дивизии Бараге д'Иллье к Смоленску. Наконец, стало известно о капитуляции гарнизона в Витебске и неудачах Сен-Сира. Наполеон негодовал: «Нет! Виктор не способен командовать даже полком или дивизией. Как, не прийти на помощь! Позволить прервать линии! Какая глупость! Какое незнание самых начал военного искусства!.. И таковы они все! Я слишком высоко их поставил: они служат поневоле и губят все мои планы! Даву наполовину помешан и ни на что не годен. Виктор в Смоленске бесполезно истребляет заготовленные запасы. Ожеро не желает двигаться и воображает, что оказывает милость, повинуясь мне!..»
Над наполеоновскими флангами нависла явная угроза. К тому же запасы продовольствия в городе оказались слишком малы, большую их часть уничтожили маршевые батальоны, следовавшие через Смоленск. Поэтому магазины перестали существовать уже на третий день. Лишь гвардия получила все положенное довольствие, остальные склады были просто разграблены оголодавшими войсками. Дисциплина падала с ужасающей быстротой, особенно в нефранцузских частях, и даже расстрелы не могли ее восстановить. Беспощадная суровость Даву еще кое-как поддерживала порядок в 1-м корпусе, другим маршалам это удавалось плохо. Согреться в разрушенных домах было мудрено. Солдаты на площадях жгли кареты, телеги, ящики и жарили на огне мясо павших лошадей. В Смоленске стали учащаться случаи замерзания людей, отмораживания рук и ног.
Теперь оставалось одно — как можно быстрее отходить на Красный. В Смоленске было потеряно несколько драгоценных дней, которые дали возможность русским войскам выйти на фланги французов.
14 ноября наполеоновская армия снова двинулась на запад. Император приказал продолжать отход одной колонной, пятью эшелонами, удаленными друг от друга на суточный переход. Вследствие недостатка кавалерии ни о каком выдвижении боковых арьергардов не могло быть и речи. Ее хватало лишь для авангарда. Впереди шел 5-й корпус Зайрнчека, заменившего заболевшего Понятовского, за ним двигался корпус Жюно, затем шла гвардия и вслед за ней остальные войска. В арьергарде оставался корпус Нея, который вступил в разграбленный Смоленск после того, как из него ушла вся армия. Вопреки приказу императора Ней вынужден был задержаться в Смоленске, чтобы хоть в какой-то мере обеспечить свой корпус продовольствием и боеприпасами для дальнейшего марша.