Потом, правда, когда я уже достаточно долго прожил в нынешнем потоке времени, а Чудо-юдо разубедил меня в реальности того, что со мной происходило, произошло определенное изменение позиции. Тем более что долгое время практически никаких реальных подтверждений моего возвращения в прошлое не было. Также, как их не было у Майка Атвуда, который дважды перескакивал по времени назад. И бедного парнишку долго считали фантазером и придурком. Сейчас я с удовольствием встретился бы с ним и побеседовал о тех впечатлениях, которые он пережил. Потому что если двое разных людей ощущали одно и то же, это уже заслуживает внимания. Но его нет. Его убил Сарториус. Зачем и почему, кстати, я толком не знаю. И этот же Сарториус загрузил в мою память то, что хранилось в мозгах Атвуда. Знал ли он, что именно помнил Атвуд, или списал все по принципу: «Вали кулем, потом разберем!»?
Если Сарториус списывал все подряд, то, пожалуй, мог и не просматривать запись памяти Майка. В пользу этого, например, говорит то, что у него было слишком мало времени на все про все. Но, с другой стороны, он должен был загодя знать, что там содержится, иначе на фига ему вообще переписывать что-либо?
Очень это непросто — пытаться все осмыслить, когда в башке каша и не знаешь, что в грядущие полчаса может произойти. Конечно, я так ничего и не сообразил, даже не смог по-настоящему ухватиться за какой-нибудь «хвост», выводящий от одного факта к другому.
Для начала стих шум машин судна, довольно близко от моей каюты загрохотала якорная цепь, и послышался громкий бултых якоря. Встали. Прибыли на место или ждем кого-то? Щелкнул замок, дверь отворилась, в комнату вошли знакомые молодцы в черных очках, а с ними Клык.
— Ну вот, — сказал он с веселой улыбкой, будто мы были с ним закадычными друзьями, и он меня не взаперти держал три часа. — Приехали! Сейчас в последний раз мешочек наденут…
Странно, но на этот раз я почему-то не стал пугаться. Хотя то, что прозвучало вслух, нормальный человек мог понять как прелюдию к отправке за борт.
Мешок мне надели, но наручники и на этот раз не употребили. Повели тем же порядком, под руки, но в более спокойном темпе. Правда, и на сей раз молча. Никаких разговоров не было слышно даже тогда, когда меня вывели на подвесной трап и сгрузили на небольшое суденышко — катерок или моторку. Тотчас после того, как меня на него погрузили, суденышко врубило движок и, подпрыгивая на небольших волнах, понеслось куда-то.
Минут через двадцать оно причалило не то к пирсу, не то к стенке — я это и сейчас не очень различаю, а меня вытащили наверх и повели уже по твердой земле. Не очень долго вели. До моих ушей долетело фырчание автомобиля, лязг открываемой дверцы, а в следующую минуту конвоиры резким движением затолкнули меня на заднее сиденье. Все, как и прежде, делалось молчком, никто даже команд никаких не отдавал. Должно быть, все было уже давно отработано.
Трасса, по которой гнали машину эти господа, должно быть, позволяла им ехать с очень приличной скоростью. Вместе с тем регулярные рывки то вправо, то влево заставляли думать, что дорога эта горная и где-нибудь справа от автомобиля довольно приличная пропасть. Вообще-то я думаю, что это даже неплохо — ехать с завязанными глазами, когда водила себя не жалеет. По крайней мере, меньше пугаешься.
Через ткань мешка мне не было видно ничего, кроме чередования света и тени, которое показывало, что мы периодически не то въезжаем под сень деревьев, не то даже в какие-то туннели. Последнее можно было определить и по звуку, мотор урчал более гулко. Несколько раз мимо проносились встречные машины, а вот чтоб кто-то нас обогнал — не припомню.
Полчаса так ехали, пока не остановились. Мотор не глушили, но через его холостое фырканье донеслось гудение какого-то механизма, не то поднимавшего шлагбаум, не то открывавшего ворота. Потом что-то лязгнуло, автомобиль вновь тронулся с места, но на сей раз и пяти минут не проехал. Въехали под какой-то свод, навес или фиг знает что — потемнело. Дверца машины открылась, меня из нее выдернули и опять повели пешком. Сперва по гулкому коридору или туннелю. Потом по небольшой лестнице, где света стало побольше. Наконец я услышал тихий щелчок нажатой кнопки и слабое гудение с шорохом — раздвигались двери лифта. Меня втянули на слегка пружинящий пол, отодвинули от дверей в глубь кабины. Поднимались меньше минуты. Кабина остановилась, и меня повели по коридору. Почему по коридору? Потому что долго вели, и лампы над головой периодически ощущались — по увеличению освещенности, видимой через мешок. Пахло не подвалом и не тюрьмой — во всяком случае, не российской. Наоборот, ощущался дух какого-то более-менее приличного жилья. Скорее всего, такого, где по крайней мере, ежедневно убирают комнаты, проветривают помещение и протирают пыль, а также, возможно, освежают воздух какими-нибудь патентованными дезодорантами.
После нескольких поворотов конвоиры открыли передо мной какую-то дверь, несильно подтолкнули вперед, а затем заперли дверь за моей спиной.
Сообразив, что теперь можно снять мешок с головы, я осмотрелся.
В общем, это оказалось гораздо лучше, чем подвал с крысами, но немного похуже, чем каюта на том судне, куда меня пересадили с танкера. Так, нечто среднее. Нечто вроде большой кладовки с кондиционером. Правда, койка была застелена бельем, но зато вообще никаких окон не имелось. Свет горел слабенький, где-то на 25 ватт, не больше. Не жарко, не холодно, но скучно. Опять улегся и стал думать. Но думалось плохо, мозги не ворочались. Так и заснул помаленьку. Несмотря на то, что свет в этой самой камере не гасили.
Сколько проспал — не понял. Проснулся от большой жажды наоборот. В смысле, от желания исполнить малое, но гнусное дело. Удобств здесь, как и на втором корабле, не имелось, а почки у меня, в общем и целом работали нормально. Постучал в дверь — ноль эмоций. То ли никакой охраны в коридоре не было, то ли ей было по фигу, что я в дверь барабаню. Минут пять долбил кулаками по двери, а потом стал прикидывать, что мне будет, если побрызгаю прямо на пол где-нибудь в углу. Дух, конечно, не лучший будет, но ведь пузырь, извините, не резиновый… Неужели, ежели лень выводить, нельзя было человека парашей обеспечить?
Я уже пришел к выводу, что надо поливать угол, когда дверь открылась и появилась Элен.
— Чего молотишь? — сказала она строго. — До витру трэба?
— А ты как думала? — проворчал я. — Горшка тут нет, забыли установить…
— Перепутали, козлы, — хмыкнула она. — Пошли, устрою поприличнее…
— Что значит «перепутали»? — удивился я. — Не туда заперли, что ли?
— Именно так. Это ж балбесы куракинские. У нас любой вышибала на два порядка интеллектуальнее. Им объяснишь, как надо, а они все поймут не тем местом.
Вышли в коридор. Нет, это была, конечно, не тюрьма, но и не вилла типа такой, какой обладала на Гран-Кальмаро Марсела Браун. Больше всего заведение напоминало небольшой отель для среднего класса. Что-то типа «Каса бланки де Лос-Панчос», только намного меньше по площади Коридор был вовсе не длинный, метров на полста от угла до угла, не больше. Правда, потом он уходил за угол и вообще, как мне кажется, тянулся по периметру всего здания, имевшего в плане квадратную форму.
Заведение, возможно, когда-то знавало лучшие времена и даже, быть может, ломилось от постояльцев — в последнем, конечно, сильно сомневаюсь. Но в настоящее время, как мне казалось, тут было полное запустение. В коридоре не было никого, и ни за одной из дверей жизни не ощущалось. А на дверях той комнатушки, куда меня запихнули, поначалу была надпись «Cloak-room», не то гардероб, не то камера хранения. На остальных были номера.
— Точно, — сказала Элен, когда мы прошли весь коридор до угла. — Болваны есть болваны. Правда, я не лучше. Велела им тебя отвести в конец коридора, а он замкнутый. Ладно, хорошо, что вовремя поправились. Вот эта комната. Тут все не хуже, чем на танкере. Все удобства имеются. Правда, комната с видом на внутренний двор, а не на море. Да оно и не нужно. Отсюда до моря двадцать миль, только раздражать будет.