— Отрастет, — фыркнул я и провел пальцами ниже по ее телу. Долго дразнить мне принцессу не пришлось.
Когда мы насытились, свечи уже порядочно прогорели, а в помещении стало настолько тепло, что оттуда не хотелось уходить. К тому же ощущение неотвратимо наступающего завтра с его новыми проблемами превратило жестяную ванну в маленькое укрытие.
Но остановить время мы были не в силах и потому следующим днем, нехотя и с самыми отвратительными предчувствиями мы вернулись во дворец. Утром идти не было смысла, потому что император продолжал присутствовать на заседании Большого Совета, а без его участия ни одна наша проблема не получила бы решения.
И все же дела пошли не совсем так, как мы это планировали. Похоже, что все решили до нас. И главным доказательством этого стал вызов Ани к отцу на разговор по душам. Я же, неприкаянный, бродил по дворцу.
Большой Совет подошел к концу, его участники разъехались и, поскольку я знал, что в зале еще наверняка осталась еда, направился туда. Прислуга шаталась без присмотра, когда Алексей Николаевич занялся делом своего брата. Его супруга тоже не следила за людьми во дворце, а всем остальным было не до них.
Когда я вошел, по залу бегали друг за дружкой две девицы, третья сидела на стуле неподалеку от подиума, а четвертая уплетала остатки закуски с блюда, насколько увлекшись процессом, что не заметила, как я подошел.
— Ой! — воскликнула она, — я не нарочно! — и тут же вытерла перепачканный рот большим полотенцем. — А вы... вы не собираетесь меня ругать? — вдруг просветлела она, когда я сам взял бутерброд с красной рыбой.
— Нет, — буркнул я в ответ, запрокинул скатерть повыше, развернулся и, упершись в стол, принялся жевать. — Не буду.
— Хорошо, а... а я вас знаю! Вы ведь тогда пришли, когда Анне-Марии нехорошо стало.
Я внимательно посмотрел на девицу рядом и на остальных. Точно, та же четверка. Но не успел я ответить, как в зал вошел Подбельский, звонко хлопнул в ладоши и отправил девиц подальше. А сам подошел ко мне, с любопытством взглянул на бутерброд в моей руке и присоединился, ограничившись, правда, небольшим пирожным без крема.
— Я рассчитывал побыть один, — все так же мрачно сказал я профессору.
— В компании четырех девиц из прислуги? Не лучшая компания для одиночества, — Подбельский откусил половину шоколадного пирожного и вздохнул. — Нет, надо заканчивать со сладостями. Не в моем состоянии...
— Зачем вы пришли? — перебил я его, недовольным тем, что мне не позволили побыть наедине с собственными мыслями.
— Поговорить и предупредить, — сразу же отозвался Григорий Авдеевич, ожидая моего вопроса. — Поговорить о том, что случилось вчера, а предупредить о том, что у Алексея Николаевича для тебя будет новое поручение.
— О котором, он, очевидно, разговаривает сейчас со своей дочерью?
— С Анной он разговаривает о своих семейных делах, Максим, — профессор посмотрел на меня укоризненно. — Скорее всего, сообщает ей неприятные новости, но я думаю, что ты уже успел это сделать и даже немного сгладил острые края.
— Я надеялся, что версия не подтвердится, на самом деле, — я затолкал остатки бутерброда и стряхнул крошки. — Потому что я думал об этом всю ночь и... — тут я столкнулся с выжидающим взглядом Подбельского: — если вы хотите что-то сказать, то говорите, пока я не потратил время на объяснение собственных версий.
— Зря ты так. Нет, я понимаю, по справедливости и по тому, что ты знаешь, — профессор усердно выделил слова «ты знаешь», — Сергей Николаевич не должен быть виноват. Но я знаю гораздо больше. И если бы ты вчера не ушел, то знал бы столько же, сколько и мы с императором. А то и больше.
— Очень интересно.
— Чрезвычайно. Мне думается, что это самый большой заговор со времен смерти Павла Первого.
— Серьезно? — я постарался сказать так, что это не прозвучало насмешкой.
— Абсолютно! — профессор как раз был очень серьезен. — Ты знаешь, кто был рядом с Сергеем Николаевичем там, на чердаке?
— Нет.
— Представитель дворянства Вологодской губернии, Хворостов. Он же сдал нам участника совета от Пензы, намекнув, что в Приуралье у нас еще порядочное количество диверсантов сидит.
Я слушал то, что говорил Подбельский и не мог поверить своим ушам. Получалось, что он мне нагло врал, когда говорил, что в Империи все спокойно и замечательно, о чем я сразу же и напомнил ему.
— Нет, юноша, во лжи меня обвинять не следует. Я сказал, что спокойные годы подходят к концу. А это значит, что как раз появляются всевозможные локальные неприятели, от которых надо избавляться по возможности тихо. И так, чтобы никто не догадался.