В очередной раз забыв про шлем, Шестерня потянулся к затылку. Пальцы уперлись в металл, бессильно заскребли. Однако, на этот раз неудобство не вызвало раздраженья. Полностью сосредоточенный на зародившейся мысли, Шестерня лишь вздохнул, замедленно опустил руку. Постояв еще немного, он развернулся, продолжил прерванный путь.
Деревня приблизилась, нависла волшебным цветком, где вместо лепестков ярусы из домов, а тропки, издали похожие на белесые нити, разбегаются затейливым узором, оплетают, как паутина, соединяя разрозненные элементы в единое целое. Окошки мерцают светляками, расставленные вдоль дорожек редкие фонари переливаются, словно развешанные на кустиках серой плесени праздничные гирлянды. Серыми тенями маячат фигуры селян, от расстояния едва заметные, словно забытые призраки ушедших во мрак веков предков.
Шестерня отвлекся от мыслей, окинув взглядом деревню, не сдержал улыбки. Хоть и не по правилам, кособоко, спустя рукава, а где-то, так и вовсе неведомые строители работали с глубокого похмелья, но деревушка неплоха, можно даже сказать - красива. Если не присматриваться к грубо обработанным поверхностям, и не обращать внимания на бестолковое расположение троп, зрелище в целом не лишено очарования. Хотя, конечно, что не говори, а качество работы оставляет желать лучшего. И где они таких каменщиков понабрали?
Путь преградили врата: несколько продольных брусов соединенных перемычками. Шестерня было потянулся к засову, но передумал, подсвечивая фонарем, присел, вгляделся пристальнее. Поверхность металла густо покрыта царапинками, словно кто-то раз за разом тер врата жесткой щеткой. Коснувшись брусьев, Шестерня лишь покачал головой, никакая щетка не способна оставить на металле такие отметины, если только вместо ворса не усажена прокаленными стальными иглами. Вот только кому, и для каких целей может понадобиться такое?
Перед внутренним взором встал недавний гость. Белесые глаза, встопорщенные иглы... Не он ли с собратьями некогда в неистовой злобе бились о врата? И если да, то страшно даже представить, какова прочность шерсти, способной проминать металл словно жалкую древесину! От такого не защитят и доспехи, не говоря о меньшем. Кожа под кольчужной рубахой как-то разом перестала зудеть, а тяжесть панциря показалась на удивление приятной. Украдкой оглянувшись, Шестерня вздохнул. Не зря, ох не зря он первым делом справил себе защиту. Закончив дела, по возвращении, нужно будет обязательно порыться в кладовой еще, отыскать вещи поновее, поудобнее, а главное - покрепче. Ну и, само собой, обсудить с Креномером вопрос безопасности. Ведь, чем работа опаснее, тем оплата больше. А работа в здешних местах, судя по жутким обитателям, ох как опасна, можно даже сказать - смертельна!
Отодвинув засов, Шестерня отворил ворота, оказавшись внутри, вновь затворил, тщательно проверив, не осталось ли щелей, до конца ли ушел язычок в петлю, и лишь после этого пошел дальше. Один дом, второй. А вот и корчма, судя по доносящемуся изнутри гомону и пряным запахам - не самое последнее заведение в деревне. Зайти бы, заказать чарку - другую хмеля... да жаль, нечем расплатиться, все нажитое непосильным трудом осталось в предыдущем селе. Демон дери этого шутника - Баламута! Из груди вырвался тяжелый вздох, а незаметно пересохшее, горло неприятно засвербело.
Шестерня с усилием отвел глаза от гостеприимно распахнутых дверей, осмотрелся. У корчмы дорога ветвится, одна нитка тропы убегает дальше, вдоль яруса, опоясывая деревню вокруг, вторая круто изгибается, взбирается выше. Прямо, или наверх? И, как назло, ни единой живой души. Взгляд переходит с одной тропы на другую, но все чаще соскальзывает, задерживается на дверях корчмы. Платить по-прежнему нечем, но, почему бы не зайти просто, на огонек, узнать местные новости, а заодно уточнить где именно живет староста. Чем не мысль?
Решительно тряхнув головой, Шестерня двинулся к корчме. Дверь распахнулась, потянуло жаром, от запахов закружилась голова, а приглушенный затрапезный гомон коснулся ушей сладкой музыкой. На хлопок дверью повернулись несколько голов, сперва за ближайшим столом, затем за следующим. Шестерня несколько мгновений ощущал ощупывающие внимательные взгляды, пока кто-то не узнал, воскликнул в голос:
- Ба, да это ж наш новый кузнец! Иди сюда, чего замер.
Его поддержали, заговорили хором.
- Иди, иди, чего встал?
- Давай, подсаживайся, расскажешь что в землях дальних деется.
- К нам садись, к нам!
Шестерня с облегченьем выдохнул, улыбнулся. Корчма - везде корчма. Где б ни был, куда б не занесло, лишь только взгляд охватит прокопченное помещенье, ноздри наполнятся ароматами, а ушей коснется гомон голосов - и вот уже дома, словно никуда и не уходил. Такое все родное, да привычное.
Он подошел к ближайшей лавке, остановился, окинув стол хозяйским взглядом, произнес с уважением:
- Хорош харч, хороша и компания. Ежели потеснитесь, не откажусь и присесть.
Мужики одобрительно закивали, сдвинулись, освобождая место. Шестерня сел, произнес с подъемом:
- Хорошая у вас корчма. Да и хмель, - он шумно втянул воздух носом, - чую тоже неплох.
Один из мужиков хохотнул, произнес с нетерпеньем:
- Про корчму мы и сами знаем, чай не впервой. Ты о себе расскажи, кто таков, откуда, чего пришел?
Шестерня хитро прищурился, ответил с усмешкой:
- Говорить долго, да в горле сухо. Если не впервой - понимать должен.
Мужики разом заговорили. Зашуршала посуда, зазвенели горшки. С одной стороны тут же подвинули тарелку с парующей похлебкой, с другой миску с зеленью, положили ломоть хлеба, плеснули в чарку, после чего затихли, на лицах обозначилось ожидание. Шестерня приложился к чарке, несколько раз сглотнул, после чего отер рукавом усы, крякнул от удовольствия.
- Хорош хмель, знатен. - Закинув в рот пару листьев, пожевал, сказал с расстановкой: - Раз хотите знать - слушайте. Зовут меня Шестерня, а пришел я издали...
За спиной захлопнулась дверь таверны, отрезая от запахов и звуков. Шестерня остановился, привалившись к стенке, прислушался к себе. В желудке потяжелело. Жадные до баек, местные подкладывали и подкладывали, так что к середине рассказа стало тяжело дышать. А уж подливали столько, что удивительно, как все вошло, не расплескалось? До сих по в горле булькает, не в силах протиснуться вглубь, чтобы разместиться между мясной прижаркой, зеленью, похлебкой, ковришками, непривычным кислющим соусом... Прародитель ведает что еще там было. Но что-то было точно, так как, после множественных уверений в вечной дружбе и братской любви, когда, поднимаясь, он окинул стол прощальным взглядом, все свободное место заняли опустевшие миски, плошки, чашки и груда горшочков из-под хмеля.
Шестерня обвел взглядом окрестности. Деревню окутала дымка, отчего очертания смазались, а бледные пятна фонарей размылись и задрожали. Идти не хотелось. От оставшихся за спиной приятелей он узнал многое, в том числе и место проживания старосты, отчего идти хотелось еще меньше. Не смотря на зрелые годы и старческую немощь, Креномер забрался едва ли не на самый верх деревни. Сам он объяснял такой выбор не то свежим воздухом, не то желанием обрести одиночество для размышлений о судьбах деревни. Однако, что бы ни говорил староста, а разногласия местных все же регулировал не выходя из дому, для чего часть селян регулярно сбивала ноги, поднимаясь за мудрым советом на вершину поселения.
Собравшись с духом, Шестерня отлепился от стены, неуверенно сделал шаг. Лестница покачнулась, отвес скалы угрожающе накренился, норовя спустить по ступенькам, а то и вовсе сбросить вниз, прямо в черные объятья грядок. Он шагнул еще раз, затем еще. Шатание хоть и не прекратилось, но заметно ослабло. Убедившись, что ступеньки не крошатся, а деревня не проваливается в бездну, Шестерня двинулся вперед, дивясь неустойчивости конструкции. Со стороны на деревню глядел - монолит! А на поверку - совсем хлипкая оказалась. Вот и доверяй глазам после. Ладно еще деревня - демон с ней. А придет время рассчитываться, получит он на руки оплату. Как узнать, что отдали все, если на глаза не положиться? Или с собой фонарь захватить... для надежности. А лучше два!