Шестерня прищурился, взглянул пристальнее. Привыкшие ко тьме, глаза различили мутное пятно, белесое, расплывчатое, словно чья-то заблудшая душа, утомившись тесниной склепа, вышла побродить на свободу. Шестерня ощутил, как под ложечкой неприятно засосало. Возможно, стоит отступить, и чем быстрее, тем лучше, не взирая на усталость и идущих по пятам парней. Однако, искра уж очень похожа на отсвет фонаря, да и силуэт как-то чересчур напоминает бредущего по делам одинокого путника.
Желая окончательно увериться, Шестерня повернулся к помощникам, сказал негромко:
- Эй, у кого глаза острее, гляньте там, справа. Видите чего?
Парни разом повернули головы, взглянули в указанном направлении. Бегунец откликнулся первым:
- Да, кто-то есть. Фонарь приглушил, чтобы не слепило, и бредет потихоньку.
Зубило вглядывался чуть дольше, сказал уверенно:
- Так и есть, идет. И не абы кто, а сам староста.
Шестерня в удивлении вздернул бровь, поинтересовался:
- А чего это вашему старосте в деревне не сидится? Вроде и возраст не малый, да и дом, прямо скажем, к околице не близок, а в поле выйти не поленился.
Зубило пожал плечами, отозвался без интереса:
- Может погулять приспичило, воздухом подышать, а может еще что. Кто ж его знает.
Бегунец неодобрительно покачал головой, сказал с укором:
- Это нам может погулять приспичить, тебе, мне, еще кому-то, а староста делом занят.
- Это каким таким делом, - хмыкнул Шестерня, - пискунов вышел посчитать?
- Может и пискунов, а может что и поважнее. Он же не абы кто - сам староста! Неотложные дела, тяжелые решения. Кто как не он? Вот и ходит, ноги стаптывает.
Шестерня закатил глаза, сказал мечтательно:
- Да. Помню, я тоже так к одной ходил, стаптывал. Ох и далеко жила! И ведь как занят был, насколько тяжело давалось решение. Ан нет - дело-то неотложное.
От подобной крамолы глаза у Бегунца полезли на лоб. Возмущенный, он открыл рот, однако, так и не подыскав подходящих слов, закрыл, но лицо преисполнилось такой укоризны, что Шестерня на миг усомнился, точно ли сказал, что собирался, не перепутал ли чего ненароком?
Зубило пожал плечами, произнес отстраненно:
- Креномера вне деревни я видал и раньше. Не часто, но бывало. А по какой надобности выходил - не ведаю. Как-то и не задумывался даже. Хотя, если подумать, выглядит действительно странно.
Шестерня криво ухмыльнулся, перекосив рожу так, что спутники округлили глаза, сказал кровожадно:
- Вот и хорошо. Я тут как раз подсчитал, на пару слов перекинуться. Староста ваш очень к месту попался. - И почти без перехода, набрав воздуху в грудь рявкнул так громко, что парни присели: - Креномер, а ну стой! Поговорить надо.
Эхо унеслось, заворочалось вдали глухо и недобро, вернулось зловещим шепотом. Разбуженные, под сводом зашевелились пискуны, заелозили, запищали испуганно. Вокруг смачно зашлепало, запахло терпко и приторно. Фигура вдали застыла, словно наткнувшись на невидимую стену, даже искра фонаря поблекла, будто убоявшись зычного вопля.
Чуть понизив голос, но по-прежнему громко, Шестерня добавил:
- К тебе, к тебе обращаюсь. Погодь там, сейчас подойдем.
Однако, едва он сделал шаг, фигура отпрянула, заскользила в противоположную сторону, размываясь, тая на глазах. А вскоре и вовсе слилась с тьмой. Мигнул и погас фонарь. И вот впереди снова лишь насыщенная чернотой пустота, тихая, мрачная, без единого просвета и шевеления. Словно ничего и не было, а все увиденное лишь порожденные фантазией грезы.
Шестерня развел руками, сказал с досадой:
- Убег. Вот тебе и староста.
- Так может то не он? - осторожно подал голос Бегунец.
- А кто? - Шестерня отмахнулся. - Сами же сказали - Креномер. А теперь чего, на попятную?
Задумчиво глядя вдаль, Зубило произнес:
- Может и не он. Мы ж ему в лицо не светили. Что похож - то да. А так - кто ж знает.
Подхватывая мысль, Бегунец заговорил торопливо:
- И в самом деле. Мало ли кто там был? Даже если и сам староста. Ну, не заметил нас, не услыхал. Ушел своей дорогой.
Шестерня фыркнул, произнес с ехидцей:
- То-то я думаю, чего это мы такие незаметные. Вот прям захочешь - не разглядишь. И разговариваем тихо. Пол пещеры разбудил, вон, усрали едва не по маковку, а этот, поди ж ты, не услышал!
Шестерня двинулся дальше, парни зашагали следом, то догоняя, и двигаясь плечо в плечо, то вновь отставая. Время от времени Шестерня краем зрения ловил косые взгляды, недовольные, исполненные осуждения и обиды, но не обращал внимания. Ишь, расстроились, маменькины сынки, старосту, понимаешь, обидел. Ага, как же! Это со стороны Креномер дряхлый да немощный, а как глазенками зыркнет, ну что твой пискун - тварь хоть и мелкая, но злобная. Такому палец в рот не клади - по локоть отхватит. Ну а если зазеваешься, то и вовсе, по самое не хочу.
Жуткий, исполненный боли крик раздался неподалеку, заставил вздрогнуть, испятнал спину мурашками. Шестерня остановился, парни же переглянулись, рванули на звук, но, заметив, что спутник не торопится, остановились, поспешно подошли.
Задыхаясь от охватившего возбуждения, Бегунец ткнул во тьму, воскликнул:
- Нужно бежать, возможно, мы еще успеем на помощь.
Зубило кивнул, добавил сдержаннее:
- Бегунец прав. Кричали совсем не далеко.
Шестерня посуровел, сказал с нажимом:
- У вас что, работы нет?
- Но ведь кричали? - вновь Бегунец вновь.
- И что, по каждому крику теперь бегать? - Шестерня скривил губы.
Зубило закусил губу, сказал сдавленно:
- По каждому не стоит, но если есть возможность... Кому-то явно плохо.
- Возможность есть всегда, - отрубил Шестерня жестко. - Было бы желание.
Волнуясь все сильнее, Бегунец вертел головой, глядя то во тьму, откуда долетел крик о помощи, то на мастера, что отчего-то совсем не рвется на помощь, стоит, окаменев лицом. Не выдержав, он бросил с упреком:
- Как можно разговаривать, если в этот самый момент кто-то доживает последние мгновенья? Небольшое усилие, и мы его спасем!
Шестерня прищурился, сказал с нехорошей интонацией:
- Вы, когда в помощники набивались, о чем думали? Что вот так, по первому крику, будете отрываться от дела, носиться по окрестностям, чтобы помочь очередному бездельнику, что навернулся о землю, запутавшись в соплях?
Бегунец растерялся настолько, что лишь открывал и закрывал рот, не в силах вымолвить. Зубило же потемнел лицом, сказал зло:
- Получается, какая-то жалкая работа важнее жизни?
- Не какая-то, а твоя, - отрезал Шестерня жестко. - А вот жизнь, чужая. Решили спасателем заделаться? Так это вам не в кузнецы - в няньки нужно податься. Кстати, - он недобро усмехнулся, - а вы уверены, что это не ловушка?
- Это как? - окончательно растерявшись, пролепетал Бегунец.
Зубило промолчал, но во взгляде, среди ярости и отчуждения, протаял интерес.
- Да так. - Шестерня пожал плечами. - Один лежит, покрикивает, а двое в сторонке сидят. Подбежит такой сердобольный, рот раззявил, слюни пустил. А тут эти двое и выскакивают.
- Зачем? - по прежнему не понимая, простонал Бегунец.
- Поблагодарить конечно, зачем еще, - насмешливо бросил Шестерня, вслушиваясь во тьму, откуда доносилась негромкая возня и приглушенные стоны.
Зубило тряхнул головой, сказал твердо:
- Рассказ твой странен, и хотя о таком не слышал, готов поверить. Однако, предлагаю сходить. Все ж родная деревня рядом, наверняка кто-то из своих.
Шестерня пожал плечами, согласился:
- Что ж, можно и сходить для разнообразия. Однако на будущее - имейте в виду. От работы отвлекаться не буду и вам не позволю.
Зубило лишь стиснул челюсти, Бегунец же радостно закивал, затрясся, не в силах сдержать ликование. Шестерня решительно двинулся в сторону звука. Парни рванули чуток позже, но уже через мгновенье унеслись вперед, замаячили серыми тенями. Вновь донесся крик, короче и надрывнее предыдущего, словно невидимый мученик вместе с силами терял надежду. Ноги невольно понесли быстрее, затем еще быстрее, и под конец Шестерня едва сдерживался, чтобы не побежать вслед за парнями.