Он начал с обычного бахвальства.
– Через неделю в это же время я уже буду в Манчестере. Вправлю им всем мозги. Расскажу, кем она была прежде. Конечно, Луиза сейчас выглядит уже не так эффектно, но я придам ей блеск в их глазах.
У меня сердце чуть не выпрыгнуло из груди, я была близка к тому, чтобы схватить кочергу и разделаться с ним сразу на том самом месте. В каком-то смысле так получилось бы даже лучше для всех.
Но я сдержалась. Зато продолжила трещать о Поллини и сумела заинтересовать его. Он даже решился показать мне простое сальто, а потом сделал вид, что ему больно, и я принесла Фрэнку сначала один стаканчик виски, потом второй.
Невероятно, но только сейчас, зная его уже столько лет, я вдруг поняла, что он совершенно не умеет пить. Две порции спиртного довели его до состояния полного отупения. А когда я уходила, он уже спал.
Это случилось в тот день, когда я второй раз поссорилась с Ма Поллини из-за крошек.
На следующий день я дала Фрэнку только один стаканчик алкоголя, причем заранее принесла его с собой. Своей маленькой служанке сказала, что это полезно для его здоровья, и она все восприняла как должное. У меня в доме постояльцы частенько наливали себе несколько капель для поправки здоровья.
Все оказывалось мне на руку. Накануне вечером он поговорил по душам с Латте и теперь даже слышать не желал об их талантах. Но я продолжала давить, не давала забыть о соседях.
– Если ты такой ловкий, пройдись колесом, – подначивала я. – Сделай самое простое колесо.
Фрэнк понял, что над ним смеются, подошел ко мне и вплотную приблизил свою физиономию мне к лицу.
– Не могу сделать это здесь, – сказал он. – Слишком мало места.
– Да тебе во всем мире места не хватит, старый ты лжец, – почти откровенно хохотала я.
Это его доконало. Он открыл дверь в коридор, чтобы иметь перед собой пространство, разбежался, но споткнулся. В итоге действительно изобразил нечто похожее на кривое колесо телеги, а затем рухнул вниз по лестнице, грохнувшись на площадку между чердаком и этажом, который занимали Поллини.
Ма Поллини вышла на шум, и я рассказала ей, что произошло. Как же она смеялась! Жаль, вы никогда не слышали смеха Ма Поллини! Она могла бы только на этом хорошо заработать в любом мюзик-холле. Слезы хлынули из ее глаз и потекли по обе стороны крупного толстокожего носа, при этом Ма сотрясалась всем телом. Она наделала столько шума, а Фрэнк так громогласно изрыгал проклятия, что это подняло на ноги остальных жильцов дома. Вскоре уже все знали: старик Спрингер принялся бахвалиться опять, после чего чуть не свернул себе шею.
Луизе рассказали об этом, когда она вернулась, отчего бедняжка лишь горько заплакала.
На четвертое утро я специально проследила, как Луиза уходила из дома. Никогда прежде не доводилось мне испытывать подобных ощущений. Все вокруг сияло яркими красками, и даже старое атласное пальто Луизы блестело, как спина черного жука, когда она спустилась по ступенькам, пересекла замощенный камнем двор, который мы величали садом, и вышла на улицу.
Я вся дрожала и выглядела, должно быть, странновато, но только на меня в этот момент некому было смотреть, кроме юной помощницы, а она, бедное дитя, оказалась слишком занята другими хлопотами, чтобы разглядывать хозяйку. Да и вряд ли вообще обладала способностью концентрировать внимание на двух вещах одновременно.
Я медленно поднялась наверх и принялась заправлять постель. На ней стоял чемодан Луизы, уже наполовину упакованный, а чемодан Фрэнка, уже приготовленный в дорогу, был в стенном шкафу, где, как им мнилось, я его не замечу. Он и сейчас еще там, насколько мне известно. Его вещички лежали на своих местах, аккуратно сложенные, а к ручке он прикрепил бирку с собственной фамилией.
Фрэнк вошел, застав меня еще в спальне, и, судя по тому, как нарочито завел разговор о своем здоровье, я сообразила, что он ждет уже ставшей привычной порции спиртного. Но мне пришлось отправить вниз за «лекарством» его самого.
У меня это совершенно вылетело из головы, и я с испугом подумала, о чем еще могла забыть. Ведь я собиралась захватить с собой наверх стакан, но, поглощенная другими мыслями, оставила его на кухонном столе.
Он поспешно спустился, топая по ступеням ногами, на которых были надеты лишь носки, и уже скоро вернулся, крайне довольный собой. Мне даже показалось, что он побаловал себя дополнительной дозой. Правда, он грубо отозвался о моей юной помощнице, и я догадалась, что девочка налила ему в виде добавки нечто не очень приятное на вкус.