Девочка задумалась.
— Пожалуй, немного пониже и похудев. И шея у него такая… тонкая.
— Следовательно, ниже метра восьмидесяти, — пробормотал Бородин. — Где — то метр семьдесят пять?
— Очень может быть, — не слишком уверенно произнесла Марфа.
— Что и требовалось доказать, — с довольным видом потер руки Илья. — Рост преступника установлен.
— И что нам это дает? — Не восхитил следственный эксперимент Лизу. — Попросим Сенюшкина выловить в нашем районе всех парней чуть ниже ростом, чем Бородин, и чуть худее его?
— Это дает, Каретникова, приметы, — устало вздохнул Илья. — Вот поймают его на другом деле и Марфу вызовут на опознание, если приметы преступника совпадут.
— А я, между прочим, совсем не уверена, что смогу его опознать, — сказала Марфа. — Понимаете, у меня вместо его лица осталось в памяти лишь стертое пятно. И темно было, и козырек бейсболки мешал как следует рассмотреть, и произошло все так неожиданно…
— Н — да — а, — разочарованно протянул Илья. — С тобой, я чувствую, каши не сваришь…
— Бабку искать надо, — перебил его Клим. — Она уж этого типа наверняка знает. Марфа, ее — то, надеюсь, ты описать сможешь?
— Ну — у… такая, знаете, обыкновенная старушка… — в замешательстве сказала девочка.
— Соколова, я тебя сегодня совершенно не узнаю, — не сдержался Илья. — Списываю это целиком на шок и стресс. Ты же обычно такая наблюдательная!
— Тебя бы в темном подъезде ограбили, посмотрела бы на твою наблюдательность, — вступилась за подругу Лиза.
Бородин выпятил широкую грудь:
— Меня, Каретникова, он не ограбил бы. Я бы его по стенке размазал!
— А я, значит, по — твоему, трусиха? — обиделась Марфа. — Испугалась и дала себя ограбить?
— Нет, ты как раз правильно поступила, — смешался Илья. По их с Данилой мнению, эта сорвиголова и так слишком часто рисковала собой. — Из — за такого мобильника, какой был у тебя, совершенно не стоило геройствовать.
— А по — моему, вообще никакой мобильник не стоит геройства, — убежденно проговорила Ди. — Жизнь дороже, а этот тип обещал Марфу порезать.
— Да я вроде как и не предлагаю ей жизнью пожертвовать, — пожал плечами Илья и нетерпеливо добавил: — Давай — ка, Марфа, вспоминай приметы старушки. Начнем с ее роста.
— Опять от тебя станем отмерять? — полюбопытствовала она.
— В данном случае лучше от тебя, — усмехнулся Бородин. — Как я понимаю, старушка была не гигант.
— Это уж точно, — подтвердила Марфа. — Чуть пониже меня, немного сгорбленная…
— В тебе сколько роста? — любил во всем точность Илья.
— Метр шестьдесят три.
— Итак, старушка ниже тебя, но выше, например, чем Ди?
— Да, наверное, как раз с Дианку, только ведь говорю: она еще сгорбленная. Может, раньше была и повыше.
— Раньше нас не интересует, — отрезал Ахлябин. — Мало ли кто каким был сто лет назад. Ты бы еще древних греков вспомнила!
— Один параметр установлен, — перебил его Илья. — Ди, у тебя какой рост?
— Метр пятьдесят четыре.
— Итак, у нас есть старушка ростом метр пятьдесят четыре. Во что она была одета? — обратился Илья снова к Марфе.
— В пальто. Зеленое. С меховым воротником — очень старым и потертым, — включилась вдруг память у Марфы. — На голове шапочка из такого же меха, как воротник, а под ней повязан платок. Бежевый.
— Марфа, а нос какой у нее? — поинтересовалась Лиза.
— Не знаю, — пожала плечами подруга. — Нос как нос. Понимаете, я не могу ее вам описать, потому что она совершенно обыкновенная. Но если увижу, обязательно узнаю.
— Ахлябин прав, если найти старуху и как следует припереть ее к стенке, то она назовет нам имя грабителя! — с азартом заявил Илья.
— Братцы, будем реалистами, — куда более трезво воспринимал ситуацию Данила. — К стенке ее способен припереть только Сенюшкин, да, собственно, и право на это есть только у него.
— Но найти — то ее по крайней мере мы имеем право, — сказал Ахлябин. — А потом Сенюшкину сдадим, и пусть он с ней поработает.
— Марфа ведь заявление не написала, — осторожно напомнила Ди.
Резким жестом в сторону девочки Клим призвал ее умолкнуть.
— Сперва бабусю найдем, а после Марфа и заявление напишет. Точный адрес старухи укажет. Тогда ей уж наверняка не отвертеться!
— Да отстаньте вы! — по — прежнему упиралась Марфа. — Сказано уже: не стану я подавать никаких заявлений.