— Да не врать. Ну, не спросят, а ты промолчи. И ничего не соврёшь, и не узнают.
Стасик задумался.
На перемене к нему подлетела Аня Смирнова.
— Лентяйничаешь, да? В Краснодаре мог учиться, а у нас не хочешь?
Стасик хмуро молчал. Лёня вмешался в разговор.
— Иди, иди, — начал он отталкивать Аню.
— А ты не толкайся, защитник!
— Я тебе дам! — замахнулся Лёня.
Стас вскочил с места, схватив Галчонка за руку:
— Это ты брось!
— Пусть не дразнится!
— Оба вы хороши! — ответила Аня и пошла прочь, но оглянулась и добавила, обращаясь к Стасику. — Хотела тебя попросить о чём-то, а теперь не буду.
— О чём?
— Да вот хотела, чтоб плакат сделал для класса о чистоте.
Лёня крикнул:
— Не делай ей, Стас, ничего не делай!
— Что значит — не делай?
— Не делай! — заупрямился Галчонок. — Дружба у нас или не дружба?
— Да мне теперь и самой не надо! — заявила Аня. — В двоечниках не нуждаемся!
Она скрылась за дверью, мелькнув розовыми ленточками в косичках.
Стас рассердился.
— Ну что лезешь, куда не спрашивают?
— Ах, ты из-за девчонки дружбу хочешь предать? — воскликнул Лёня. — Она девчонка — пискля-визгля, а ты ей плакатик, да?
— Значит, опять только по-твоему хочешь? — заспорил Стас. — Если не по тебе, так со всеми ссориться готов? И с Димкой, и с ней, и со мной опять? Ну и ладно!
Он тоже ушел. Дежурные азартно выгоняли из класса всех без исключения, и Лёня поругался бы ещё и с ними, да выручил звонок.
Два урока подряд друзья не разговаривали. Помирило их общее горе: на уроке истории получил, наконец, двойку и Лёня. Расплата, как видите, была недалека.
Маргарита Никандровна спрашивала о патрициях и плебеях в древнем Риме. Лёня понял, что патриции это вроде господ, а плебеи как рабы. Мысленно, назло Стасу, он присоединил к его фамилии слово «плебей», а к своей — «патриций». Прозвучало интересно: плебей Гроховский! Патриций Галкин!
В этот момент Маргарита Никандровна и вызвала «патриция». Ясно, что ничего толком он сказать не мог, и учительница вернула его на место.
Гроховский повернул голову.
— Тоже не скажешь дома?
— Факт!
— Галкин и Гроховский! — послышался строгий голос учительницы. — Не разговаривайте.
— Да мы ничего…
— Вот, вот! Лучше слушайте, как надо отвечать!
У стола бойко рассказывала про патрициев и плебеев Аня Смирнова. Что ты будешь делать! Эта Смирнова словно нарочно все время встаёт Лёне поперёк пути!
После уроков Лёня не сразу пошёл домой: ему нужно было купить хлеба. Но сначала он забежал в «кабинет» взглянуть ещё раз на альбом… Стас сел дорисовывать картинки, а Лёня понаблюдал немного, потом отправился в булочную. К тому времени булочную закрыли. Лёня решил съездить в магазин в центр города. Трамвай полз еле-еле, и магазин тоже закрыли. Лёня остался без хлеба и совсем теперь не спешил домой.
Однако в конце концов пришлось возвращаться.
Мать, как и полагалось, встретила сердитым взглядом. Она стояла у стола в цветистом фартуке, повязанная белой косынкой, и крошила ножом что-то красное на фанерной дощечке.
Лёня молча положил сумку на ящик у вешалки и боком продвинулся к своей тумбочке у кровати.
— Хлеб купил?
— Закрыто везде…
— А где пропадал?
Мать знала, что спрашивать: если бы он никуда не заходил, то в булочную наверняка бы успел!
— В школе задержали.
— В школе?
Лёня уловил в её тоне угрожающие нотки. Только бы не начала пилить и плакаться на судьбу, которая наградила её таким неблагодарным сыном, не желающим стукнуть палец о палец, чтобы помочь усталой матери. Лёня давно чувствует, что раздражает мать даже самим своим присутствием: всё-то у него, по её словам, получается не так — грязь на ногах таскает, вещи разбрасывает, хлеб за столом крошит, обувь и одежду не бережёт, материнских усилий не ценит.
По субботам мать бывает особенно не в духе, очевидно потому, что в субботний вечер ей надо и обед приготовить, и в комнатах убрать, и полы вымыть.
Хорошо ещё, что она мало интересуется его «успехами» в школе — видно, времени ей на такие разговоры не хватает, а то бы узнала про двойку и совсем бы «разошлась».
Лёня скромно уселся на кровати и стал рыться в ящике тумбочки, разыскивая валявшуюся среди разных гаек, проволоки и прочего добра единственную сосновую шишку — основу будущей коллекции. Собственно, искать шишку сейчас было незачем, но Лёня нарочно притих — только бы не вызывать у матери лишних слов.
Но сегодня этот маневр не удался. Мать не умолкала: