А потом с высокого, доступного всем ветрам косогора они, стоя рядом, долго смотрели на широкую реку, несущую мимо них свои мутные воды.
— В ту сторону, на север, Анька-то Смирнова нынче ездила, — показал Галчонок.
Стасик смотрел на реку, на расстилавшуюся до самого горизонта бесконечную равнину на противоположном берегу. Впервые сейчас, в этот яркий, сухой и тёплый осенний день, открылся для Стасика во всей неоглядной красоте сибирский простор. Сколько воздуха! Сколько земли! Стасику не хотелось уходить отсюда — стоять бы и стоять так, смотреть, не двигаясь, на дивную красоту! А ещё лучше нарисовать! Подобрать такие цвета, чтобы ахнул от восторга каждый, кто взглянет на картину замечательного художника Станислава Васильевича Гроховского!
С криком «Пить, пить!» Галкин помчался вниз по косогору к реке. Лавиной обрушился вслед за ним песок, посыпались камешки. Поднялась пыль, которую жёлтым облаком сразу отнёс в сторону ветер, Галчонок уже стоял внизу, у кромки воды.
— Холодная? — спросил Стасик.
Лёня присел на корточки и попробовал воду рукой.
— Холодная, — донеслось снизу.
Стасик тоже скатился с косогора.
Большая река лежала теперь у самых ног. Волны накатывались с тихим шелестом и, хотя сверкали под солнцем, казались даже на вид холодными. Две тени от Стасика и от Галчонка падали прямо на воду и колебались на ней. Солнце, скрытое до этого лесом, светило ребятам в спину. А сбоку на синем небе бледным серпиком повис молодой месяц.
— Гляди, — показал Стасик. — Солнце и луна!
— А ты первый раз видишь? — усмехнулся Лёня.
— Не первый, но интересно! Вот почему иногда луна ночью, а иногда днём?
— Так восходит: иногда рано, а иногда поздно.
— А почему?
— По небу, — засмеялся Лёня.
— Значит, не знаешь!
— А ты знаешь?
Стасик промолчал. В самом деле, он тоже не знал, почему так восходит луна.
— А звёзд сейчас из-за солнца не видно, — сказал он чтобы только ответить.
— На звёздах тоже люди живут! — авторитетно добавил Лёня.
— Где-нибудь, конечно, есть, — согласился Стасик. — В одной книге рассказывалось, как наши на звезду улетели и там Октябрьскую революцию сделали. А можно и вправду улететь!
— Как же ты улетишь?
— Снаряд такой сделать.
— Барон Мюнхгаузен летал! — засмеялся Галчонок.
— Эх ты, — обиделся Стасик. — Ни о чем с тобой нельзя по-серьезному.
— Да лети хоть на Солнце! Жалко, что ли?
Стасик обиделся не на шутку. Настроение у него упало, может быть, ещё и потому, что близился час возвращения домой и стала беспокоить мысль о пропущенных уроках.
К городу ребята добрались поздно — усталые, голодные и молчаливые.
Прижавшись плечом к стенке трамвая на передней площадке, они терпеливо ждали, когда трясучий трамвай довезёт их до нужной остановки. Наконец остался один перегон. Галчонок подвинулся к выходу. Стасик — за ним. А из глубины вагона протиснулась и оказалась впереди Галчонка незнакомая девочка в красной кофточке. На затылке у неё ехидно растопырились косички.
Трамвай остановился. Девочка намеревалась уже сойти, когда Галчонок дёрнул её за косички. Спрыгнув с подножки, девочка оглянулась.
— Хулиган! — На глазах у неё выступили слёзы. Больше она ничего не сказала и побежала от трамвайной линии.
Стасик нахмурился.
— Ну зачем ты это?
— А так, — опять засмеялся Лёня, — Увижу мышиные хвосты — рука сама тянется.
— Вот и глупо!
— А ты всё умное делаешь?
Стасик промолчал.
— Уроки, пожалуй, кончились, — решил Галчонок, взглянув на солнце, клонившееся к закату. — Можно и домой. А завтра я принесу альбом и коллекцию. Сейчас разберу все травы и разложу в тетрадке. Хочешь со мной?
Стасик отрезал:
— Нет, не хочу! Знаешь только девчонок за косы дёргать!
— Подумаешь! — фыркнул Лёня. — Я вот завтра ещё Аньке-ябеде закачу!
— Эх ты! — в третий раз за сегодняшний день осуждающе выдохнул Стасик и пошёл к своему дому.
В дружбе с Галчонком все-таки не было радости.
Глава 11. Надо всегда во всём разбираться!
Некоторые ребята иногда не задумываются над тем, что они делают. Ну не выучил урок — и не выучил. Растрепал чужую книгу или залил тетрадь чернилами — ну и залил, ну и растрепал!
А вот у Ани Смирновой никак не получалось, чтобы не задумываться. Она, может быть, и хотела бы кое-когда махнуть на всё рукой — прошло, не воротишь, стоит ли думать! — и всё-таки не могла. Почти каждый вечер, ложась спать, она невольно вспоминала: а что произошло за день? Случалось очень интересное, бывало и плохое, а в иные дни ничего особенного как будто и не происходило.