Лёня раскрыл учебник по истории, но заниматься не мог: глядя на страницу, он ждал мать. Она не замедлила явиться. Остановилась посередине комнаты, посмотрела на Лёню с грустью, потом тихо произнесла с такой горечью, будто обижена была не соседка, а она сама:
— Что же ты людей оскорбляешь? Елена Максимовна сорок лет проработала! Пенсию от государства получает персональную, заслуженный она человек, а ты… непутёвый ты у меня, несуразный… Эх, Леонид!
Она опять ушла в кухню и долго не приходила, а Лёня сидел перед раскрытым учебником и припоминал события последних дней — в школе, со Стасом и дома. Ну, почему действительно всё складывается у него так плохо? Разве хочется ему, чтоб его вечно ругали? И разве хотел он обидеть соседку? Почему же всегда не везет именно ему, а у всех остальных, на кого ни посмотришь, жизнь вполне нормальная: и у Стаса, и у Шереметьева, и у этого Федьки.
Или и вправду он непутёвый и несуразный, как говорит мать?
Но что же сделать ему, чтоб стать другим, что?
Глава 15. Ничего себе друзья!
Весь следующий день Лёня сидел на последней парте один.
Таисия Николаевна обратила на это внимание:
— Галкин, ты почему оказался там?
— Да он теперь не у меня в звене! — откликнулся Дима Шереметьев. — Он у Гусевой.
— Я знаю, — сказала Таисия Николаевна. — Но это не значит, что можно самовольно перескакивать с парты на парту. Сядь сейчас же на место.
Лёня нехотя пересел к Гроховскому.
Стас встретил Лёню без особой радости — пододвинулся, но даже не взглянул. И сидели они рядом словно чужие. Должно быть, Таисия Николаевна заметила и это — несколько раз на уроке косо поглядывала на ребят, а отпуская всех домой, попросила:
— Гроховский и Галкин, останьтесь.
В опустевшем классе она усадила их за парту, села перед ними и спокойно предложила:
— Ну, рассказывайте.
— Что рассказывать? — буркнул Лёня.
Таисия Николаевна удивилась:
— Неужели не о чем? По-моему, о многом нужно…
— Да что там! — начал Гроховский решительно. — Конечно! Прогуляли и обманули. Я-то не хотел прогуливать. Из-за него тогда в лесу задержались. И обманывать тоже не хотел. А он болезнь придумал. И уроки не учит…
Он торопливо перечислял всё, в чём виноват Галкин, и выходило так, будто ничего хорошего о Лёне сказать нельзя и Гроховский, связавшись с Лёней, пострадал абсолютно безвинно. Учительница даже спросила:
— А сам ты нисколько не виноват?
— Нет, почему же, — смутился Стас. — Раз мы вместе были… Только теперь я больше не хочу…
— Намерен исправиться? — уточнила Таисия Николаевна. — Это похвально. А как быть с Галкиным?
— Что с Галкиным?
— Но ведь он твой друг! А ведёт себя плохо. Значит, и ему надо исправиться.
— Из этого ничего на выйдет, — объявил Стас. — Он не хочет.
Лёня с насмешкой взглянул, скривив губы.
— Много ты знаешь, чего я хочу!
Таисия Николаевна стремительно повернулась к нему.
— Ведь не так, Лёня, правда? — И сразу продолжала: — Ошибся, Гроховский. Лёне самому невмоготу от разных неприятностей. Лучше бы их совсем не было!
Она словно прочитала затаённые его мысли. И, может быть, поэтому он особенно доверчиво выслушал её до конца и обычные слова о том, как надо вести себя, не показались сегодня скучной нотацией.
А Таисия Николаевна будто пожаловалась, что в классе у них учатся не все хорошо. Правда, она уверена, что ребята подтянутся, и Лёня Галкин тоже, во всяком случае обманывать он больше никогда никого не станет… Ведь не станет?
— Нет.
— Вот и отлично! Я тебе верю. А в учебе поможем. Хоть Гроховский и не надеется…
Гроховский нахмурился.
— Да, не надеюсь. И сидеть с ним не хочу!
— И я не хочу, — поспешил вставить Лёня.
— Да что с вами, друзья?
— А мы не друзья теперь, — ответил Стас.
— Мы уже и в звеньях разных, — подтвердил Лёня.
— Вот пусть другое звено с ним и возится! — сказал Гроховский.
— Возится? — удивлённо переспросила Таисия Николаевна и очень внимательно посмотрела на Стаса. — Ну что же, — проговорила она наконец. — Вашу просьбу я выполню: рассажу. Но мне очень неприятно, что у Гроховского такие мысли. Кажется, мы поторопились назвать его хорошим другом.
— Да я, Таисия Николаевна…
— Не надо объяснений. О человеке судят по его делам. Идите.
Выйдя из класса в пустой коридор притихшей школы, Лёня презрительно спросил:
— Думаешь, один лучше всех? — И, оглянувшись по сторонам, стал надвигаться на Гроховского. — Не посмотрю, что паинька, — стукну!