- Ну, а ты что?
- Я ему сказал, что тесть мой жив-здоров, хотя и пребывает в глубоком маразме, И вряд ли вспомнит эту самую фотографию. Которую, между прочим, делали по моей просьбе то ли для Доски почета, то ли для стенгазеты. Сказал ему, что было это незадолго до несчастья с Семиной. Сказал, что сам удивляюсь, как могло такое с ней произойти. И вот тут-то и понял, что этот визит вызван не просто старческим любопытством.
- И что же такое он тебе сказал?
- А сказал он мне, что Семина отравилась чимкентским морфием и что незадолго до этого у меня в отдельной палате, за ней, между прочим, закрепленной, неоднократно лежал некто Ахундов, работавший в то время на чикментском заводе, на том самом, который этот морфий и выпускает. И как раз в таких вот ампулах. И спросил, не думаю ли я, что это он ей эти ампулы подарил. Я, конечно, как ты прекрасно понимаешь, ничего подобного не думал, но сказал, что Ахундов у нас действительно лежал, поначалу как очень тяжелый больной в отдельной палате, где и познакомился с Ларисой. А потом он опять лежал в этой палате, правда, острой необходимости в этом не было. Но и он, и Лариса меня об этом просили. Знаете, говорю, как это бывает? Можно, конечно, отказать, но вроде бы и причины особой нет. Любовь, сами понимаете. Что ж тут сделаешь? Да и не помню уже сейчас точно, сказал я, времени-то прошло очень много. Вроде бы мне кто-то по поводу этого Ахундова насчет отдельной палаты, то ли из обкома, толп из горкома звонил. Но точно сказать не могу.
- Ну и молодец. Все ты правильно сказал. Чего ты так испугался-то?
- Ты понимаешь, слишком уж этот Брадис много знает. И в архивах наших каким-то образом успел покопаться, и даже сказал мне, что. Семина вроде бы на учете была как наркоманка. Я говорю: не может этого быть, мы бы, безусловно, знали, у нас за этим следят. Каждый месяц приходят, проверяют, как мы с наркотиками работаем: как учитываем, как списываем. Списки нашего медперсонала у милиции есть, ведь не для коллекции же они их собирают. Дали бы знать в случае чего. С этим, говорит мне Брадис, мы еще разберемся, а Семину вашу даже в Московском уголовном розыске знали как наркоманку. А вы вот, мол, работали рядом, руководили, можно сказать, а ушами прохлопали. Ну что ж, ответил я ему, виноват, конечно. Но я же не мог за ними за всеми ходить как нянька. Или свечку держать, когда она с кем-то встречалась. А что до наркотиков, так из онкологического отделения в бытность мою заведующим их утечки там не наблюдалось. Пропадали бы у меня тогда наркотики, разве стал бы я теперь главврачом? А с Ларисой - и в самом деле не углядел.
- Еще что-нибудь он говорил?
- Да, пожалуй, нет. Слушай, вроде бы регистрацию на мой рейс объявили? Пойдем посмотрим.
Они вышли из машины и направились к зданию аэропорта.
- Ты прав, профессор, - После недолгого раздумья сказал Саша. - Старик зашел слишком далеко. Он - специалист старой закваски, и, как это ни печально, остановить его можно только одним способом.
Встретив недоумевающий и настороженный взгляд Орлова, Саша продолжил.
- Скорее всего - иногда так бывает - этот Брадис затеял частное расследование, все нити которого находятся у него в руках. Конечно, кое-какую информацию он добыл не без посторонней помощи. Но те, кто ему помогал, вряд ли догадывались и догадываются о том, какой он варит из нее суп. - Какой еще суп? вздернул брови Орлов.
- Ну, знаешь, как это бывает, зайдешь к одному соседу - попросишь соли, у другого - спички, у третьего - картошку, у четвертого - еще что-нибудь. Кто из них потом сможет сказать, что ты собирался готовить: рассольник или жаркое? Так же и Брадис составляет картинку из кусочков, каждый из которых целостного представления о ней дать не может. Я думаю, это частное расследование. Если бы по этому делу шла обычная работа, старик никогда не полез бы к тебе с расспросами. Если ты профессор в своей области, то он в своей - как минимум академик. Но это, я думаю, скоро выяснится. Я тебе, наверное, в понедельник или во вторник позвоню. И найду слова, чтобы объяснить тебе ситуацию.
-Ну, объяснишь ты мне ситуацию.И что от этого изменится?
- К сожалению, Юра, фактически ничего. Для тебя - ничего. Брадиса надо убирать. Кстати, где он сейчас?
- Его еще не выписали.
- Его не должны выписать. Придумай что-нибудь. Не мне тебя учить. Что у него, пневмония?
- Да
- Может у него возникнуть ураганный отек легких или что-нибудь в этом роде?
- Ты Юлиана Семенова, что ли, начитался? У него же палатный врач с почти сорокалетним стажем. С ней такой номер не пройдет. Она весь город на уши поставит, если почует неладное. Тем более они старые друзья. Но что-нибудь, конечно, придумать можно,
- Нужно, Юрочка, придумать, нужно. Ты же профессор, а не первоклассник. Придется тебе подтверждать свой авторитет. Причем делать это надо быстро. Дед профессионал, каких мало. Хватка у него бульдожья. Пока он в больнице, у него возможности все-таки ограничены. Но, как только он выйдет, он может размотать и то,что в отдельной палате твой Сахиб отлеживался совсем не потому, что тебе хотелось личную жизнь Лоры устроить. Надеюсь, понимаешь, что до этого ему остался один, от силы два шага, поверь моему опыту. Я в свое время это раскопал в течение недели. Что, не веришь? Значит, договорились? Завтра-послезавтра я тебе позвоню. А ты думай, Юра, думай. Ну, пока!
Глава 6
Июнь 1984 г., понедельник, Москва-Ленинград (по телефону)
- Константин Сергеевич? Это Сухов из МУРа. Помните такого?.. Да-да, именно, который Алик. Слушай, не в службу, а в дружбу, я тут копаю наши онкологические больницы по поводу ампулированного промедола. Очень много попадается перепаянных ампул. А они клянутся и божатся, что такие прямо со склада получают. У тебя ничего похожего нет? У вас же в городе есть онкологическая клиника... Говоришь, все тихо? Да что-то я не очень в эту тишину верю. У меня тут два главврача такое наколбасили... А у тебя там, в онкологии, нормальный мужик?.. Как говоришь? Орлов?.. Ну это хорошо, что в контакте". Говоришь, Брадис у него сейчас лежит?.. Да что ты? Неужели рак у старика? Нет? Ну, слава Богу! Ну, раз Брадис там, значит, там все чисто. Ладно, спасибо. Будет что - позвони, пожалуйста...