Завтрак прошел в полной тишине. В полдень опытный полярник-механик Латыгин, взяв десять собак, спальные мешки, продовольствие, палатку, уселся на вездеход. Машина доставила его на берег острова, к кромке льда. Там Латыгин запряг собак и отправился на поиски пропавших товарищей.
На станции потянулись часы, полные неизвестности и беспокойства.
Так продолжалось два дня. Вдруг утром, когда мы сидели за завтраком, в коридоре резко стукнула входная дверь.
- Летят!
Все, кто находился в кают-компании, мгновенно выскочили на улицу. Там мы увидели самолет, который только что коснулся лыжами снега и сразу остановился,- такой сильный дул ему навстречу ветер.
Спирин, Федоров, Иванов вернулись. Но Латыгин не возвращался.
По нескольку раз в день вылетал на поиски Мошковский. В бухту Тихую-на острове Гукер-было отдано распоряжение, чтобы самолет "П-5", вылетая на остров Рудольфа, обязательно искал Латыгина.
Но в бухте Тихой была непогода, а Мошковскому туман мешал летать низко.
Наконец, 5 мая из бухты Тихой прилетел летчик Крузе. Он видел Латыгина. Он сбросил вымпел. Латыгин поднял его, прочитал записку и приветственно замахал руками.
6 мая вечером кто-то закричал: - Идет!
От бухты быстро приближалась упряжка. Через полчаса мы жадно расспрашивали отважного товарища о его восьмидневной жизни на льду.
- Вы видели Спирина?
- Видел, но он был очень высоко, и я думал, что это из Тихой летит "П-5". Поэтому продолжал поиски.
- Как перенесли переход?
- Отлично, - улыбнувшись, ответил Латыгин.
Но спустя полчаса доктор установил, что у него пульс 130.
Впрочем, на другой день он вышел в кают-компанию. Его красное, как дубленая кожа, лицо лучше всего говорило о восьми тяжелых днях, проведенных на льду. Несколько раз он пережил пургу. Он встретил медведицу с двумя медвежатами. Он испытал все невзгоды Арктики. Он заболел, но не повернул.
Даже тогда, когда он видел самолет, он не прекратил поисков, ибо не был уверен в том, что друзья уже дома.
Да и как иначе мог поступить этот человек, наш полярник, воспитанный в лучших традициях своей родины - мужественный, скромный и незаметный герой Советской Арктики?
ПУТЬ ОТКРЫТ
Очень надоело сидеть на острове Рудольфа. Погода все время была плохая. Лишь 4 мая вечером наступило некоторое улучшение. На горизонте серо-голубые тона морских и небесных просторов осветились узкой желтоватой полоской. Это были отраженные лучи солнца.
- Пожалуй, можно будет вылететь, - сказал Водопьянов.
- Вылететь-то можно будет, - ответил синоптик1 Борис Львович Дзердзеевский, - но вряд ли на полюсе удастся сесть. По моим расчетам; там завтра будет облачно...
Решено было послать на разведку Головина на его двухмоторном самолете. Если облаков над полюсом не будет, Головин сообщит нам об этом по радио, и тогда вылетят остальные самолеты. Старт Головина был назначен на И часов утра. Ночью у самолета "СССР-Н-166" начали возиться бортмеханики Кекушев и Терентьев.
Приехал радист Стромилов.
1 Синоптики -научные работники, занимающиеся изучением погоды. Получая сведения о погоде из разных концов земного шара, они составляют прогноз, то есть определяют, какая погода будет в ближайшее время.
К 11 часам самолет был готов.
- В путь! -решило командование. И самолет, раскаченный десятками рук, сдвинулся с места. Пройдя по ледниковому куполу и развернувшись против ветра, оранжевая птица плавно оторвалась от крепкого снежного наста и, описав круг над островом, ушла на север.
Отлет Головина не сопровождался никаким торжеством. Друзья пожали руки. По-деловому в последний раз осмотрели части самолета. Что-то посоветовали. И первая советская воздушная разведка к Северному полюсу начала свой прямой и вместе с тем очень сложный полет. Это было в 11 часов 32 минуты.
С купола центрального ледника до зимовки около четырех километров. Вихрем помчались мы туда на лыжах, чтобы поскорее попасть в радиорубку и узнать, что сообщает Головин.
В рубке радист Богданов отодвинул в сторону стопку телеграмм, ожидавших очереди. Сейчас не до них. Потом, когда Головин вернется, можно будет бросить в эфир эти короткие сообщения - деловые, научные, дружеские и семейные. Пока же -все внимание Головину. Радиопередатчик обратил свои волны к самолету. Радиоприемник слушал только Головина.
Скоро прибыла первая радиограмма. Она скупо сообщала о том, что пилот лег на курс, прекрасно слышит островную радиостанцию и идет в зоне радиомаяка.
В 13 часов 03 минуты пришла радиограмма No 2. Уже было пройдено около 250 километров. Головин сообщал:
"Широта 84 градуса. Высота 1400 метров. Ясно. Впереди на горизонте показались облака. Лед торосистый. Никогда еще не залетал в такие широты советский самолет. Он был далеко от нас, но мы ясно представляли себе фигуру Головина в теплой шубе, крытой мерлушкой и подбитой лисьим мехом. Он отрастил за время экспедиции усы, белокурые молодые усы. Они особенно запомнились на старте, когда он, обвязанный теплым шарфом, в шлеме с наушниками, в овчинных чулках и нерпечьих башмаках влезал в самолет. Тогда его обмотанная и закутанная фигура была какой-то чужой, неуклюжей, и только усы сверкали молодостью, весельем и юмором, столь свойственным нашему другу, весельчаку и балагуру.
Нам казалось, что мы видим молодого, румяного штурмана Волкова, которого нельзя было себе представить иначе, как обложенного картами, линейками и разными таблицами.
Мы как будто видели двух замечательных механиков маленького головинского экипажа - Кекушева и Терентьева. И, верьте или не верьте, нам показалось даже, что Терентьев потирал щеки, отмороженные им во время пурги на Матшаре.
Богданов прервал наши размышления. Он принял новую телеграмму Головина:
" 14 часов 30 минут. Ясно. Видимость 25 километров. Лед старый. Места для посадки встречаются часто. Головин".
Это хорошо, что есть площадки для посадки. Прочитав эту телеграмму, удовлетворенно кивнули Шмидт, Шевелев, Водопьянов, Спирин. Они дежурили в радиорубке и разговаривали только шопотом.
Шевелев запрашивает Головина:
"Сколько осталось в баках бензина?"
Головин отвечает:
"15 часов 45 минут. Осталось 1800 килограммов".
Что ж, бензина хватит. До полюса осталось лететь часа два да обратно шесть. Итого восемь. На это время Головину понадобится не больше 1500 килограммов.
Снова начинается оживленный обмен радиограммами. Головину задают технические и деловые вопросы. Он шлет ответы, описания, справки. И вдруг сообщает о том, что самолет пошел над облаками. Затем следуют одна за другой короткие радиограммы. Они сообщают одно и то же: облачность, облачность, облачность...
- Итак, - заметил Спирин, - Дзердзеевский оказался прав. Район полюса закрыт облаками. Жаль...
Головину до полюса осталось лететь несколько минут. В радиорубке нам становится удивительно жарко. Пот катится градом. Очень хочется выйти наружу, освежиться, вдохнуть морозного воздуха. Но карандаш радиста вдруг начинает притягивать, как самый сильный магнит. Порядок в комнате несколько нарушен. Все взволнованы. Все столпились вокруг Богданова. Он принимает радиограмму:
"16 часов 32 минуты. Широта 90. Под нами полюс. Он закрыт сплошным слоем облаков. Пробиться через облака не удалось. Повернули обратно. Головин".
Полюс!
Сердце особенно сильно забилось. И я выхожу из радиорубки. В ясном небе высится радиомачта. Это она шлет в эфир чудесные волны, связывающие остров с самолетом. А вот коротенькие столбики - антенны радиомаяка, указывающего пилоту путь. А вот антенна приема. Это она собирает в эфире дорогие весточки. Это она только что приняла три драгоценных слова: "Под нами полюс".