Локус-вирусу нужны люди с их представлениями о мире: он таковыми питается. Если нет людей, а стало быть, нет образов, он голодает. А самое удивительное — место умеет перемещаться, как колючка репейника, которая норовит прицепиться к собачьей шерсти, чтобы перебраться на новую почву. Само собой, для этого нужен носитель — человек или группа людей, которые, сами того не зная, будут нести этот странный пучок энергий до тех пор, пока не придут туда, где хочет оказаться локус-вирус. Особенно локус-вирусы предпочитают возвышенности у большой реки.
В кадре замелькали деревья, валуны у воды… Меня не покидало ощущение, что где-то я все это видел, причем недавно, и это было связано с чем-то важным. “Река, река…” — вертелось в голове. И вдруг я вспомнил где.
В том сне меня опять звали Мишей.
Трещала ветка в костре, громко, тревожно шумели от ветра прибрежные тростники. Я выглянул из палатки. Ночь была совсем светлая, серо-туманная, сырая. Мелко моросил дождь. Листва на кустах глянцево блестела.
— Здравствуй, ревматизм. — Обжигая пальцы, я натягивал на раскаленный камень сырой шерстяной носок. Три щегольские белые полоски, увенчанные короной, смотрелись в тундре не то смешно, не то вызывающе. От носка шел пар.
— До чего лес немилостив… Лопарей-колдунов мы, конечно, крестили, но что-то не нравится мне все это, капитан. Честно скажу — не нравится.
— Не гневи лешака. — При этом слове Володя обернулся. — Ложись, поспим еще пару часов — и будем решение принимать. О точке возврата. Или невозврата.
— Я уже кофе выпил, не засну. Посижу у костра, погреюсь.
Я забрался обратно в спальник и покатился в зыбкий, тревожный сон. Воздух вокруг дрожал, как желе, и, словно на фотобумаге в темной комнате, намечались, набухали, наполнялись красками миражи. Парил над рекой огромный плоский валун; полыхали разноцветные огни над землей — они вспыхивали прямо из ягеля, и казалось, сейчас займется пламенем вся поляна; словно крыльями, махала ветвями — вразлет — огромная старая ель… Потом видения постепенно стали угасать и исчезли.
Я открыл глаза и увидел сквозь ткань, что на крышу палатки упала тень от ветки. Тень!! После многих дней без солнца, в мороси и туманной мгле это казалось маленьким чудом. Я выбрался на свет божий и поразился тому, как изменилась картина. Лес просыхал под солнечными лучами. Искрилась гладь реки. Я понял, что повсюду слышу трели, стрекотание, щебет. Птицы… Впервые за неделю на реке вокруг раздавались не щемящие, жуткие крики кликунов, а радостные птичьи голоса.
Весело журчала вода на перекатах. Раньше этот звук меня пугал. Ну хорошо, раздражал. А сейчас это чувство совершенно развеялось.
— Не хочется назад, — прочитав мои мысли, сказал Володя. — И погода наладилась.
Тундра сама все решила. Смотри-ка ты, не хочет отпускать.
— А посуда вперед и вперед по полям, по болотам идет! — в ответ я пропел наш боевой гимн. — Едва не сдались…
— Все тревоги и сомнения от недостатка витамина D. А он только на солнце вырабатывается. Биохимия организма.
Мы устроили полудневку, просушили одежду и спальники, уложили вещи в рюкзаки и, ободренные, двинулись в путь, навстречу Собачьей реке и Глазам Леса.
— Па палям, па балота-ам идет! — остервенело горланили мы, продираясь с байдаркой через кусты.
Где-то есть другая реальность. Другой мир — города, квартиры, друзья… машины… женщины… За эти дни меня как отрезало от прошлой жизни — теперь преследовало чувство, словно все, что было раньше, происходило не со мной и не имело ко мне настоящему ни малейшего отношения. Инсайт, расширение сознания, об этом писал Кастанеда.
— Весь день — сухие ноги! Как мало человеку нужно для счастья, — вечером заключил Володя.
— Не иначе, великан нас заметил, — сказал я, снимая с веревки белье. — Помнишь, дед Андрей говорил: “Куйва за вами присмотрит”?
Куйву я видел только на фотографиях. Огромная, семидесятиметровая фигура на отвесном склоне горы Куйвчорр у Сейдозера. По преданию, это демон поверженного саамскими богами шведского войска, на века впечатанный в скалу.
— Да уж, присмотрит… Недобрый он, скорее навредит.
— Здесь все духи злые. С чего им добреть? Пришли советские хамы, оленей в свои стада забрали, лес порубили, рыбу поглушили… На Ловозере вообще воду в период нереста сбрасывали — вся икра на кустах висела.